– Не понимаю, хоть убей, не понимаю, – качала головой старая подруга, – ты такая волевая, решительная и вдруг валандаешься с каким-то хлюпиком.
– А, может, вот как раз поэтому и валандаюсь, что я такая волевая и решительная. Он слабый, а я сильная. А сильные должны помогать слабым.
– Может, ты его тогда усыновишь? – морщится Зинаида Григорьевна, и квартиру на него свою перепишешь.
– Я бы рада усыновить, да он уже совершеннолетний. А квартиру не могу, у меня родная дочка имеется, да и я пока на тот свет не тороплюсь.
– Да-а-а, – протянула Зинаида Григорьевна, – видела бы тебя сейчас твоя Оля. Интересно, а что бы она сказала, узнав, что ее мать на старости лет решила усыновить бедного и несчастного паренька. Обрадовалась бы она вновь появившемуся «братцу».
– Ох, и язва же ты, Зина.
– Я не язва, я о тебе думаю. Ты совсем с ним свихнулась. У тебя даже кот стал на тебя косо смотреть.
– А причем здесь Барсик?
– Да притом, что животные всегда лучше людей чувствуют, когда о них начинают забывают. Я, когда у тебя вчера в гостях была, так обратила внимание, что ты бедного Барсика почти забросила. Своему Димочке вот рыбу жарила, пюре толкла, а бедный котик сидел как в воду опущенный и еле дождался, когда ты ему соизволишь кусочек рыбки бросить.
– Не сгущай краски, – сердито одернула подругу Раиса Ивановна, а сама подумала что та не так уж далека от истины: Барсик как-то в ее жизни незаметно отошел на второй план.
– Не сгущаю я ничего, просто мне со стороны видней. Ты, кажется, даже похудела за то время, что Димочку своего на ноги поднимаешь. Кстати, а что дальше-то с ним будет, когда он полностью поправится?
– Пока не думала, – пожала плечами Раиса Ивановна. – Там видно будет.
– Не вздумай его к себе домой привести!
– А с чего такая уверенность, что я его к себе домой обязательно приглашу?
– С того что я тебя слишком хорошо знаю: ты всегда добренькой была.
– Не самое плохое человеческое качество, – улыбнулась Раиса Ивановна, – быть добренькой. И ты, Зина, мне подсказала хорошую мысль.
– Я? Подсказала? – насторожилась Зинаида Григорьевна. – И что же, интересно, я тебе такого подсказала, если не секрет?
– Не секрет, я сдам ему одну комнату в своей квартире. У меня же, как ты знаешь, четырехкомнатная квартира, а живу я одна.
– Рая, не сходи с ума, – неожиданно побледнела Зинаида Григорьевна, – тебе что, денег не хватает?
– Хватает мне денег, тем более что он вряд ли мне заплатит за комнату. Он не работает, да и рано ему работать – вначале нужно окрепнуть и окончательно встать на ноги.
– Решила провести реабилитацию в домашних условиях? В своей квартире? – с нескрываемым ехидством в голосе спросила Зинаида Григорьевна.
– Получается, что так.
– А если он не захочет к тебе идти?
– А тогда и посмотрим, что делать. Ладно, Зина, я смотрю, ты не в духе сегодня, давай позже договорим?
– Будешь тут в духе, если твоя лучшая подруга, одинокая, причем женщина, собирается привести в дом мужика. Причем, не просто мужика, а молодого парня. Не скажу что симпатичного, но все же мужчину.
– Фу, Зина, что за гадости ты мне говоришь? Какой мужик? Что ты несешь?! Он мне во внуки годится. Я чисто по-человечески помогу: для начала сдам комнату. Как окрепнет, помогу устроиться на работу. Вот и все, не нужно ничего домысливать.
– Ну-ну, – прищурилась Зинаида Григорьевна, – поглядим, во что твоя материнская забота выльется.
Больной Огородников медленно, но уверенно шел на поправку. Свищ на животе быстро уменьшался в размерах. То ли благодаря каким-то чудесным мазям иностранного производства, неизвестно где добытых доктором Мещеряковой, то ли домашнему питанию, ей же и организованному, то ли и тому и другому вместе взятым, но Дима оживился и выглядел уже не таким квелым, как был еще пару недель назад.
В какой-то момент многим стало казаться, что свищ на животе полностью закрылся: когда целых два дня подряд не поступало из него отделяемое.
– Раиса Ивановна, – радостно сообщил Дима своему лечащему врачу на очередной перевязке, – уже два дня ничего не бежит. Может, не нужно больше калоприемник приклеивать?
– Рановато еще, не торопись, – скупо отделалась короткими фразами Мещерякова.
Дима не послушал ее и после перевязки самовольно, втайне от нее, содрал приклеенный к передней брюшной стенке мешок и ночью проснулся весь перепачканный нехорошей массой.
– Вот гаденыш, – вопила утром на все отделение сестра-хозяйка, меняя грязное, вонькое белье, – все постельное белье, как есть, уханькал. Как теперь все это стирать?!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу