Дмитрий Правдин - Байки бывалого хирурга [litres]

– Кто говорил?

– Не помню. – Он прекратил всхлипывать и рукавом пижамы попытался утереть сырость с лица.

– Зачем же рукавом, возьми платок, – улыбнулась Раиса Ивановна, подавая ему чистый белый платочек.

– Вы бы ему еще и сопельки сами утерли, – не сдержалась Оля и отвернулась к окну.

– Вытрись, – повторила Раиса Ивановна, не обращая внимания на Олины колкости, – и прекрати плакать. Возьми себя в руки. Ты же мужчина. Вот и веди себя по-мужски.

– Да-а-а, по-мужски, – Огородников отодвинул ее руку с платком и продолжил вытирать лицо рукавом, – вам легко говорить, у вас ничего из живота не течет. А у меня, а-а… – Тут он снова попытался пустить очередную слезу, но Мещерякова, как можно тактичней, его оборвала, промокнув своим носовым платком выступившие капли.

– Дмитрий, все, прекращай. Каловый свищ – это еще не самое страшное, что может возникнуть при твоем заболевании. И к тому же он скоро закроется, и ты совсем забудешь о нем.

– А что может быть хуже этого свища?

– Тебе лучше не знать. Для чего забивать голову? Давай лечить то, что имеем. Полагаю, что тебя они не коснутся. А свищ закроем.

– Вы уверены, что он сам закроется? Не надо больше операцию делать?

– Нет, операцию делать не надо, – твердым голосом произнесла Раиса Ивановна и строго посмотрела на вздрогнувшую медсестру.

– Нет, это не я, – испугано затараторила Оля, – я ему ничего такого не говорила. Это, наверное, Вадим Анатольевич ему насчет операции заикнулся.

– И когда только успел? – хмыкнула Мещерякова. – Наш пострел – везде успел.

После этого разговора Дима больше не плакал, по крайней мере, Раиса Ивановна его с мокрым лицом не лицезрела. Но с ним стали твориться странные вещи. Он еще больше замкнулся в себе, хотя и до этого особенно разговорчивым не был. А теперь и вовсе целыми днями лежал на кровати и с отрешенным видом смотрел в потолок, а когда к нему обращались, отвечал односложно: «да», «нет». И стоило больших трудов его разговорить.

– Дима, ты бы хоть книжку какую почитал, – предлагала ему Раиса Иванова, или телевизор посмотрел.

– Книжки я не люблю читать, а чтоб телевизор смотреть, надо в холл идти, а там людей полно. Еще учуют, что на мне калоприемник.

– Глупости, я тебе достала калоприемники самой последней модели. Никакой запах от них не исходит. Можно даже в самую густую толпу затесаться, никто ничего не заподозрит.

– Все равно не хочу.

– А с книгами что? Читать не умеешь?

– Умею, я, между прочим, девять классов и лицей закончил.

– Лицей? – Раиса Ивановна с нескрываемым удивлением посмотрела на парня.

– Это теперь так ПТУ называют, – пояснил сосед по палате, мужчина лет сорока пяти, лежащий на соседней кровати. – Раньше их пэтэушниками называли, а сейчас лицеистами, как Пушкина прямо.

– А-а-а, ПТУ, – протянула Раиса Ивановна, – все никак не привыкну к современным наименованиям: медучилище теперь – колледж, институт – университет. А ПТУ, стало быть, лицей.

– Угу, лицей, – буркнул Дима, – я в нем на электрика выучился и даже чуток поработать до армии успел на нашей птицефабрике.

– Ты и в армии служил? – снова удивилась Раиса Ивановна.

– Служил, – кивнул Дима, – в Хабаровске в войсках связи.

– А чего тогда такой плакса? Чуть что, сразу в слезы?

– Раиса Ивановна, вы думаете легко вот с этим жить? – Он распахнул казенный синий халат и правой рукой приподнял висевший на животе на треть заполненный густым и тяжелым желтоватого цвета пластиковый мешочек. – Я как только представлю, что меня выписывают с ЭТИМ, то и жить не хочется.

– Ну, ты брось! Не для того я тебе такую сложную операцию делала, чтоб потом ты себе разные мысли нехорошие в голову собирал? Все хорошо будет, успокойся.

– Доктор, а он еще последнее время от еды отказывается. Два дня совсем ничего не ел, – тихо сообщил словоохотливый сосед.

– Как? Почему?! – Раиса Ивановна испуганно посмотрела на насупленного Диму. – Ты решил помереть голодной смертью?

– Нет, – еле выдавил из себя Огородников.

– Тогда зачем? Скажи, пожалуйста, зачем ты отказываешься от еды?

– Неужели не понятно? А еще врач, хирург.

– Господи, – Мещерякова легонько стукнула рукой себя по голове, – ты думаешь, что таким образом…

– Да, я подумал, что так меньше кала станет из меня выделяться.

– Бедный, ты бедный мальчик, – вздохнула Раиса Ивановна и встала со стула, на котором до того сидела у его кровати. Ей хотелось погладить его по голове, но чересчур наблюдательный сосед хоть и делал вид, что читает книгу, но сам постоянно косился на них. Еще не хватало, чтоб он стал потом трепать по отделению, что она проявляет к Огородникову телячьи нежности. – Не нужно от еды отказываться.