Анна Малоземова - История Странноприимного дома

Старинный род Шереметевых был известен задолго до петровской эпохи – как ратными подвигами, так и добрыми делами. Еще во времена Ивана Грозного боярин Шереметев «истощил все свое имение» для бедных. Когда государь спросил его: «Куда девал ты свое имущество?», боярин отвечал: «Отпустил его с неимущими на тот свет».

Герб рода Шереметевых

Решение Николая Петровича о строительстве больницы и богадельни при ней возникло не вдруг. Еще отец его, Петр Борисович Шереметев, в 1788 году перед самой смертью говорил о желании построить каменный «гофшпиталь» для бедных на «Черкасском огороде, что за Сухаревой башней» в Москве. Эти земли близ Сретенских ворот старый граф взял когда-то в числе прочего движимого и недвижимого имущества (включая имения Останкино, Марьину Рощу и другие) в приданное за своей супругой Варварой Алексеевной: та принадлежала к богатейшей фамилии князей Черкасских, состоявших в родстве с Романовыми, и считалась в то время самой завидной невестой Москвы. В результате этого союза Шереметевы стали обладателями одного из крупнейших состояний империи. Впрочем, земное благополучие не затмевало вельможных мыслей о милости к ближним и спасении души. Спустя четыре года после кончины Петра Борисовича благодаря усилиям наследника его намерение начало обретать материальное воплощение: был составлен план строительных работ и заложен первый камень в основание будущего Странноприимного дома.

Алексей Сергеев, составитель книги «Обозрение Странноприимного дома графа Шереметева в Москве», вышедшей в 1843 году, отметил на ее страницах, что «время закладки здания и сопровождавшее оную торжество не известны, потому что бумаги, до этих обстоятельств относящиеся, утрачены в Отечественную войну 1812 года; впрочем, с уверенностью можно полагать, что все сие происходило около 1804 года».

Более ста лет, вплоть до 1954 года, не был известен день закладки здания. Когда же начались работы по восстановлению и реконструкции архитектурного памятника, под колоннадой храма Живоначальной Троицы на двухметровой глубине был найден тесаный камень, покрытый листом красной меди. На камне можно было прочесть:

1792 году июня 28 дня соорудитель сего граф

Николай Шереметев.

За медной пластиной скрывалась ниша. Там были найдены серебряные монеты (от пятикопеечных до полтинников) времен Елизаветы и Екатерины Великой.

Николай Петрович унаследовал от отца не только огромное состояние и завет о милосердии, но и великую страсть к театру, которой отдал дань сполна, прежде чем закончить богоугодное начинание, задуманное родителем.

Сам Петр Борисович был одним из первых создателей крепостного театра в России, сын его прославил домашний театр Шереметевых на всю империю. В имении Кусково, помимо уже открытых там Зеленого и Малого театров, молодой граф возвел еще один, а затем в усадьбе Останкино соорудил самое большое театральное здание той эпохи. Покровитель искусств, меценат, Николай Петрович водил знакомство со многими художниками, скульпторами, архитекторами. Особенно близкие отношения связывали его со знаменитым зодчим Джакомо Кваренги, которому он помогал в планировании строительства московского Художественного музея, привлекал к проектированию сооружений в собственных усадьбах. Граф не жалел средств на поддержку молодых талантов. Однако средоточием его помыслов оставался театр.

«Он увлекался медициной и стремился к обществу врачей, следя за движением науки. Внешний лоск европейца не заглушал в нем русскую коренную основу. В нем был жив весь склад русского человека, с его обычаями и верованиями – с чистым исповеданием православия. Он рос в обстановке, перешедшей по наследству от восемнадцатого века. Его нянькою была крестьянка Екатерина Дедешина, доживавшая в доме свой век – уже в преклонных годах», – писал о деде внук графа Николая Петровича Шереметева, историк Сергей Дмитриевич Шереметев.

Едва приняв отцовское наследство, Николай Петрович позаботился о том, чтобы любому его крестьянину был обеспечен доступ к хозяину и возможность лично подавать ему свои прошения. «По природе вспыльчивый и горячий, он был бесконечно добр и доброжелателен», – отмечал С. Д. Шереметев.

Барин сам нередко принимал участие в музыкальных спектаклях: «брося гостей, садился меж холопов своих» с виолончелью (игра на этом инструменте «составляла главную страсть его во всю жизнь»). Человек прогрессивных взглядов, проведший молодость в европейских университетских кругах, он чуждался сословных предрассудков. Уважительно относился к крепостным актерам, хорошо содержал их и даже платил им жалованье.