Дон Кэмпбелл - Эффект Моцарта_Дон Кэмпбелл_1999

После трех беспокойных недель, проведенных в плену мигающих огней, головных болей и галлюцинаций, я обратился за консультацией к нейроофтальмологу, который поставил диагноз моего недомогания как синдром Хорнера — воспаление части тройничного нерва, который управляет симпатическими нервами глаза и века. Далее следовало определить причину болезни. Поэтому 1 апреля (в тот день Страстная пятница выпала на традиционный день дураков) меня вкатили на каталке в склепоподобную капсулу установки магнитного резонанса одного из стационаров в Денвере.

Я представлял себя персонажем из «Звездных войн». Мне всегда хотелось взглянуть на собственный мозг, разглядеть миндалевидное тело и различные участки коры и подкорки. Как они выглядят? Нормален ли мой мозг? Вскоре меня погрузили, как в ванну, в пульсирующее поле, интенсивность которого в тридцать тысяч раз выше естественного магнитного поля Земли, загрузили мою голову протонами так, чтобы измерять и наблюдать.

Два часа, проведенные в камере магнитного резонанса, гибриде между гигантской консервной банкой и космической капсулой, были насыщены событиями. Я начал слышать звуки, тяжелые удары молота, которые позднее превратились в барабаны. Мощная ритмическая музыка продолжалась семь—десять минут, а затем прекратилась. Последовала минута или две полной тишины, а затем возник другой устойчивый и концентрированный ритм. Было бы естественно, если бы меня стала мучить клаустрофобия, но барабанная дробь, которая меня пронизывала, была такой вызывающей манифестацией звуков, вибраций и магнетизма, которые мне никогда не приходилось испытывать ранее.

Со все возрастающим возбуждением я двигался сквозь один туннель за другим, все они состояли из света и звуков. Передо мной возникали образы танцующих людей. Внезапно удары превратились в песни, исполняемые женскими голосами, затем перешли в странные интонации — наподобие ритмов острова Бали, исполняемых оркестром из гамеланов (индонезийский музыкальный инструмент), затем — в лютеранский гимн, причем все это — в прекрасном созвучии. Но слышал я все это совсем не ушами.

Казалось, что мое существо настраивается на одну духовную УКВ-станцию за другой, вызывая воспроизведение какой-то особой глубокой жизненной правды, которая до сей поры была во мне таинственным образом закодирована.

Очутившись в кабинете врача-радиолога, я узнал, что необходимо поехать в другую больницу. Дело в том, что врач-радио-лог обнаружил у меня сгусток свернувшейся крови длиной около четырех сантиметров в правой сонной артерии, как раз под правым полушарием головного мозга.

Вспоминая три недели своих мучений, я не воспринял этот диагноз как полный сюрприз. Но потрясение, тем не менее, было колоссальным. Мне было всего сорок семь лет, я был достаточно моложав и здоров, а тут мне говорят, что я буквально в двух шагах от смерти.

Уже через полчаса я был в палате экстренной хирургии госпиталя святого Иосифа в Денвере, где хирург сообщил мне, что сгусток крови образовался вследствие того, что в мозгу произошло кровоизлияние. Поскольку сосуды плотно окружены костями черепа, сгусток крови попал в кровеносный сосуд и там уплотнился, образовав большую спираль в форме полумесяца, покрывшую внутреннюю стенку правой артерии. Достаточно было небольшого расширения сосуда, чтобы сгусток оторвался и по кровеносному сосуду попал в мозг, вызвав сильнейший паралич. Чудо, что я еще жив.

Через несколько часов, после множества анализов и тестов передо мной открылись три возможности. Одна заключалась в немедленной хирургической операции, причем никто не мог дать никаких гарантий. Поскольку сгусток крови располагался за костями черепа, операция предполагала трепанацию и удаление чуть не трети правой половины черепа. Вторым вариантом был больничный стационар на шесть—восемь недель под ежечасным наблюдением врачей. Третьей возможностью было подождать несколько дней и посмотреть, что произойдет.

Я твердо знал, что в тот вечер я не готов ни к какой хирургической операции, и даже сомневался, что вообще когда-нибудь смогу к ней подготовиться. Осознавая, что я прожил с этим сгустком уже три недели, я стал думать, что у меня есть шанс каким-то чудодейственным способом найти возможность самоисцелиться.

Сознание того, что на протяжении последних трех недель моя жизнь была под угрозой, заставило меня углубиться в воспоминания и задуматься. В течение многих лет я изучал Природу человеческой души, задавая себе вопросы о том, что на Земле вечно и эфемерно, что является сутью, а что — наносное. Как музыкант я искал ту главную мелодию или тональность, которая возвышает и держит всю Вселенную. Я знал, что с незапамятных времен звуки и музыка всегда ассоциировались с творчеством, творением, теми вибрациями, колебаниями, которые свойственны самой Вселенной. Эпические сказания «Махабхараты» повествуют, что из невероятного первичного хаоса вышли симметричные и многочисленные вариации, на основе которых были построены все физические структуры. В Китае книга «И-Чинг» («Книга перемен») отражает аналогичное понимание гармонии. В западных религиях из Евангелие следует, что «сначала было слово». В греческом языке слово логос означает не только «слово», но и «звук». Когда древние люди слушали священную лиру Давида, Орфея или Аполлона, перекладывали на музыку мистические поэмы суфиста Руми* или пытались воспроизвести легендарную музыку из высших сфер, они жили в надежде на то, что музыка их исцелит. С древнейших времен музыка считалась таинственным и мощным инструментом для улучшения состояния духа и тела. В течение многих лет, когда я изучал древние обычаи народов Гаити, Японии, Индонезии, Индии и Тибета, общался с шаманами и лекарями, видел, что они используют звуки и музыку в лечебных обрядах. В тот день, вернувшись поздно вечером из больницы, я понял, что все знания об исцеляющей силе музыки, которые я накопил с годами, теперь подвергаются серьезному испытанию. Я не стал молиться о своем здоровье, что многие делают достаточно успешно, не старался забыться или отвлечься от своего тела или чувств. Я понимал, что нахожусь на перепутье не только физически, но и духовно.