Ласло Мерё - Логика чудес. Осмысление событий редких, очень редких и редких до невозможности

Соответствуют стереотипному образу бойца и многие инвесторы. Малкольм Гладуэлл сравнивает в своей книге «Что видела собака» двух успешных инвесторов, представителя более традиционного типа Виктора Нидерхоффера и нашего друга Талеба. Нидерхоффер — типичный боец. Он обожает соревнование и готов идти на огромный риск, но, подобно хорошему игроку в покер, умеет оценивать конкурентов и знает, когда лучше спасовать. Поэтому он, как правило, ежедневно получает хорошую прибыль. Иногда ему все же не везет, и он несет огромные убытки. В один ужасный день он потерял все свое состояние, $130 млн. Ему пришлось продать все свои биржевые активы и всю свою коллекцию произведений искусства, а когда и этого не хватило, чтобы расплатиться с кредиторами, он был вынужден заложить свой замок и даже занять денег у собственных детей. После этого он начал все сначала и вскоре вернул себе все свое состояние, выкупил произведения искусства, выплатил закладную на дом, отдал долги детям и стал еще богаче, чем раньше. Нидерхоффер неоднократно оказывался у разбитого корыта, и каждый раз ему удавалось встать на ноги после очередного краха. Талеб считает, что инвестиционная стратегия Нидерхоффера — типичный пример хрупкой стратегии, но благодаря бойцовским качествам Нидерхоффера она становится антихрупкой, потому что его мотивируют именно тяжелые потери, и, разумеется, ему помогает тот факт, что «свалка богача» — источник богатства. В данном случае на свалке Нидерхоффера были записи из его картотеки — координаты людей, которым он не звонил годами, предпочитая им лиц более важных, а также стратегии, которые он не применял десятилетиями, и знание отраслей и отдельных компаний, которое в свое время уступило место более выгодной информации. После каждого краха эти «плевелы» снова становились полезными.

Таким образом, «свалку богача» не следует считать просто грудой вещей, отправленных в мусорный ящик или на чердак. На этой «свалке» также скапливаются знания, отброшенные за ненужностью или потому, что уступили дорогу новым. В некотором смысле можно сказать, что человечество владеет свалкой, на которой содержатся огромные информационные богатства, дающие нам возможность менять курс после очередной катастрофы.

У Талеба также проявляются типичные характеристики бойца, но если Нидерхоффер — боксер, то Талеб больше похож на дзюдоиста, хотя судя по тому, что пишет Гладуэлл, он вполне мог бы ввязаться в некоторые драки, если бы его не удерживали сотрудники. Боевая тактика Талеба-инвестора основана на принципах антихрупкости: он никогда не теряет помногу, но готов смириться со множеством мелких потерь в ожидании крупного выигрыша. Гладуэлл называет его «главным диссидентом Уолл-стрит», отмечая, что «консервативная Уолл-стрит восприняла [одну из первых книг Талеба, „Одураченные случайностью“ (Fooled by Randomness),] примерно так же, как католическая церковь — 95 тезисов Мартина Лютера» — или, может быть, как боксера, который внезапно начинает применять на ринге приемы дзюдо [127] Gladwell (2009), р. 56. .

Теорема Гёделя касается и единоборств. Она говорит нам, что не существует настолько сильного боевого стиля, чтобы невозможно было разработать новый боевой стиль, способный успешно ему противостоять. А затем, может быть, кто-то создаст еще один стиль для противодействия последнему. Это отчасти объясняет, почему возникает столь много боевых искусств, в результате чего каждый может найти тот вид единоборств, который лучше всего соответствует его способностям и предпочтениям. Спортсмен мирового класса, занимающийся любым видом боевых искусств, должен быть способен победить в поединке менее успешного мастера любого другого единоборства просто потому, что обладает лучшими бойцовскими качествами. И разумеется, спортсмен мирового класса сможет одолеть любого непрофессионального драчуна, даже если тот нападает на него, вооруженный тяжелой бутылкой.

Посреди всех этих разговоров о том, кто кого может победить в кабацкой драке, стоит отметить, что не во всякой стычке дело непременно доходит до кулаков. Много лет назад в дверь моего университетского кабинета постучали: я открыл и увидел на пороге девушку, которая хотела со мною поговорить. Она была чемпионкой мира в одном не слишком известном виде боевых искусств и прочла в моей книге о том, что мастер мирового уровня в любой области держит в голове около десяти тысяч когнитивных схем. Она хотела узнать, относится ли это и к боевым искусствам. Когда я заверил ее, что это, несомненно, так, она спросила, как ей узнать, обладает ли она такими знаниями. Я ответил: сам тот факт, что она является чемпионкой мира, говорит о том, что у нее эти знания есть. Девушка была очень умна, и беседа наша была весьма интересной, но я не мог добиться того, чтобы она поняла мою неприязнь к боевым искусствам и к боям вообще. «Что вы будете делать среди ночи, — спросила она, — если на вас нападут на улице?» Я ответил: «Если к вам или ко мне подойдут сзади и огреют по голове бейсбольной битой, толку-то от нашего боевого мастерства? Даже от вашего. С другой стороны, если я окажусь с нападающим лицом к лицу и смогу с ним поговорить, то наверняка подберу слова и уговорю его не причинять мне увечий, пусть даже он и отнимет у меня кошелек». Девушка обдумала это и сказала: «Ну, наверное, слова — тоже своего рода оружие».