Не могу я также принять выводы религиозной и народнической критики. Нет другого произведения Пушкина, в восприятии ценностного мира которого религиозная и народническая критика была бы так однозначна и так единодушна. Борис – даровитый властитель, хороший отец и совестливый человек. Но он нарушил Высший порядок, установленный Богом и народной традицией, и за это Бог (судьба) его карает. Поэтому человек должен быть заодно с «божьей правдой» и «народной правдой», а не идти против них. Если не нарушать Высший порядок, то человека поддержат и Бог и народ. Единодушна религиозная и народническая критика и в отношении образа Григория Отрепьева-Лжедмитрия-Самозванца. Это зло, которое маскирует себя под добро. Поэтому надо сорвать маску со зла, посмеяться над ним и с презрением отвергнуть. Этика такого рода черно-белых оценок достигла пика в опере Мусоргского «Борис Годунов», в многочисленных театральных постановках и с тех пор устойчиво держится в массовом сознании.
Но так ли это у Пушкина? Я вижу ценностный мир пушкинских персонажей иначе.
Авторитарный Борис-цареубийца живет в сконструированном им для себя традиционном мифе спасителя России. Соборный народ тоже традиционен, мифологичен: сначала умоляя Бориса стать царем – своим отцом и спасителем, а затем называя его «злодеем» и требуя убийства его детей, народ не ведает, что творит. «Мальчики кровавые в глазах» не только у Бориса, но и у безмолвствующего в последней сцене народа. Проснувшаяся в Борисе совесть показывает ему путь подвига личности. Мучимый совестью, окончательный выбор между необходимостью продолжать лгать либо, изменившись, стать другим человеком он делает на смертном одре. И выбирает ложь. Раскаяться, очиститься от лжи, почувствовать себя личностью – не для него. Он умирает банальным узурпатором власти. Вывод Пушкина: соборно-авторитарное основание исторически сложившейся русской культуры, подавляющее возможность личности в человеке, преступно и нежизнеспособно.
Григорий-Лжедмитрий-Самозванец – иной. Он – раздвоен. Несет в себе как традиционное, так и либеральное начало. Как тенденцию к реставрации сложившейся культуры через борьбу за трон («Я предлог раздоров и войны»), так и тенденцию к самообновлению через любовь («Теперь гляжу я равнодушно // На трон его, на царственную власть»). В нем, влюбленном, происходит переход. Он открывается любимой: он не царевич, а беглый монах – и готов отказаться от борьбы за трон: «Ты заменишь мне царскую корону». Успешно начав борьбу за трон ради безграничной власти («Тень Грозного меня усыновила»), он не способен быть «тенью Грозного», когда сердце потребовало любви.
В пьесе доминирует вопрос: в чем смысл жизни? В служении культурной традиции, чтобы, опираясь на народ, властвовать над ним? Либо в строительстве индивидуальных отношений с другим человеком, чтобы любить и быть любимым? Слиться с исторически сложившимся социальным всеобщим, с духом культуры? Или, опираясь на свое частное, единичное, личное, создавать некое особенное, в формировании которого и искать смысл жизни? По мере постижения пьесы приходит понимание того, что обе философии жизни одновременно владеют сознанием и поведением человека. И русский человек еще не сделал своего выбора. Совершая преступления против человеческого в себе и в ужасе созерцая свою жизнь, он все еще безмолвствует.
Так что, идея выбора между инерцией культуры и модерном личности – это неполитический проект Пушкина для России? Не заложена ли в вызове Самозванца себе традиционному и его внутреннем конфликте социально-нравственная альтернатива для России? Я думаю – да, заложена. Но эта идея подана не как проект, а как намек (сказка – ложь, да в ней намек, добру молодцу – урок). И в XIX, и в XXI веке идея личности как проект для России – это еще слишком рано.
Необычная интерпретация. Изложив ее как схему, которой, как мне кажется, придерживался Пушкин, перехожу к анализу ценностей, образов, сцен, деталей.
Тень трона и «мрак» подданных. Критика авторитарности
Анализ ценностного мира образа Бориса Годунова я начинаю с констатации противоречия. Борис стал царем («Достиг я высшей власти»), но он несчастен («Ни власть, ни жизнь меня не веселят; //…Мне счастья нет»). И еще одно противоречие. Борис, следуя традиции, старается подражать своим великим предшественникам на троне – Ивану III Великому и Ивану IV Грозному. Но народ его не ценит. И он чувствует, что шансов на то, чтобы обессмертить свое имя в памяти народной, у него нет.
Читать дальше