Татьяна Григорьева - Япония - путь сердца

Восточный ум не располагает к оперированию понятием «часть»: мир един, он не конструируется, а существует извечно, меняются лишь формы его проявления. Не могла на этой почве привиться идея сверхчеловека, противоречащая представлениям о Едином. Современный индийский писатель Раджа Рао говорит об этом вполне определенно: «Сверхчеловек – наш враг. Посмотри, что случилось в Индии. Шри Ауробиндо хотел, если угодно, улучшить адвайту (адвайта – абсолютная недвойственность. – Т. Г.) Шри Шанкары, в попытке улучшить числовое положение ноля. Ноль образует все цифры, с ноля начинается все. Ноль – безличен, в то время как один, два, три – все числа дуальны. Один всегда подразумевает много, а ноль подразумевает Ничто» [35] Raja Rao. The Serpent and the Rope. – L., 1960. – P. 207. Буддолог Л. Мялль напоминает, что индийские математики, усвоившие нуль в III веке до н. э., обозначили его словом «шунья» и описали так же, как буддисты описывают Нирвану. .

Илл. 17. Александр Чижевский

Этим все сказано, если понять, о чем идет речь. А речь идет о разном понимании «начала»-«безначального», о разных путях развития Запада и Востока, разных формах сознания. Адвайта – это непротивостояние одного другому, это недвойственность. Существует одна Реальность, для одних это – Брахман, для других – Будда. Из этой единой, неописуемой, не имеющей формы Основы все проистекает. Проблема эта очень непроста и настолько важна для сохранения Целого на любом уровне – на уровне клетки или галактики, что вынуждает то и дело обращаться к ней в книгах (например, «Дао и Логос» [36] Григорьева Т. П. Дао и Логос. Встреча культур. – М., 1992. – С. 3–420. ), в статьях, выступлениях.

Итак, одни мыслители исходили из видимого мира, определенности, принимая за исходное что-то Одно, безусловное начало – архе, к которому сводили все – будь то Вода Фалеса, Огонь Гераклита, Воздух Анаксимена или Число Пифагора. «Одно» служило точкой отсчета для последующего причинноследственного ряда – дискурсивного мышления. Образуемая единым началом (архе) линия рассекла явленное на две половины: субъект – объект, человек – природа, сущность – существование. «Правильно мыслить значит разделять разделяемое и соединять соединяемое», – наставлял Аристотель. Метод аналитики обусловил характер науки и психологию людей. Идею «беспредельного» Анаксимандра Аристотель не мог принять именно потому, что существовал «предел», беспредельное же внушало ужас.

В отличие от «беспредельного» Дао или Тайцзи китайцев, которому ничто не противостоит, беспредельное для греков имело предел, как в первой из десяти пар Пифагора: «беспредельное – предел». Кстати, в той же, упоминавшейся уже мною книге об Освальде Шпенглере Федор Степун тонко подметил, что пифагорейское число, лежащее в основе всех вещей, – не что иное как мера и пропорция, как чувственная плоскость античной статуи. Пафос дали, пафос бесконечности абсолютно чужд ей, потому античная математика никогда бы не могла принять концепции иррационального числа, связи между числом и бесконечностью, связи, которую Бердяев определил как сингулярную. Для китайцев число никогда не было основополагающим, как и слово: то и другое – функция Дао.

Греки тоже признавали совершенной форму круга – шара. Но уже Фалес рассек его диагональю, доказывая равенство вписанных в него треугольников, и тем самым положил начало линейной геометрии. При этом шар был осязаем, конечен, судя по восприятию Парменида: «Могучая необходимость держит в оковах его, пределом вокруг ограничив. // Есть же последний предел, и все бытие отовсюду // Замкнуто, массе равно вполне совершенного шара, // С правильным центром внутри» (О природе, фр. 8, 30, 42). Что отсюда следует? То, что выразил сам Парменид: «Бытие есть, Небытия же нет». Бытие неизменное, вечное, располагающее к статике. Лао-цзы же скажет: «Все вещи рождаются из Бытия, Бытие же рождается из Небытия» (Даодэцзин, 40). Причем рождается оно непредсказуемо, каждый раз по-своему. Поэтому трудно вычислить, подвести под одну мерку, как в моноцентрической картине Парменида, правильный центр замкнутого шара.

Сосредоточенность на внешнем, видимом, без выхода к вечному, приводила к избытку, вражде, хотя мудрейший Гераклит уверял: «Тайная гармония лучше явной». Все движется, отрицая друг друга: идеи, формы, стили, – в поисках вечной Истины, в которую не верят. Для Лао-цзы в Невидимом Дао все уже есть, и все пребывает в гармонии. Одно не существует за счет другого, потому и называют Дао моральным Законом, высшей Справедливостью. Истина предсуществует, поэтому она постижима для пробужденного. «У великого Пути великое Дэ (дарование). Путь неясен, туманен, но в тумане, неясности есть Образы. Глубинное, темное, внутри – Семена (Цзин – тончайшая энергия). В этих Семенах – Истина (Чжэнь), Искренность (Синь). С древности и поныне имя его неизменно. Откуда это ясно? От Дао» (Даодэцзин, 21).