Бросая взгляд на русскую культуру в целом, нельзя уйти от вечного вопроса о сходстве и различии России и Европы, волновавшего Пушкина, Чаадаева, Герцена, Бердяева. Общность судьбы Европы и России определяется тем, что сходные между собой языческие культуры, германская и славянская, испытали сильное воздействие более высокоразвитой средиземноморской культуры и приняли одинаковую религию – христианство. В то же время дальнейшие судьбы Европы и России указывают на глубокие различия между ними. История Европы отмечена бурно протекающими внутренними процессами – борьбой народов и социальных групп за свои права, свободу, культурное и политическое лидерство. Результатом этого явилась высокая дифференциация культуры, развивавшейся во множестве сходных, но различных форм и, наконец, выработавшей единое понятие о правах и достоинстве отдельной личности. Это понятие помогло создать «культурный каркас», определяющий поведение человека, принадлежащего западной цивилизации (гражданскому обществу).
У восточных славян уже в ранний период истории, как отмечал В.О. Ключевский, заметно связанное с освоением новых земель экстенсивное развитие вширь, что приводило к разобщенности населения. С другой стороны, единство русской земли возникало как следствие необходимости защиты от вражеских нашествий. «Это Россия, это ее необъятные просторы поглотили монгольское нашествие, – писал Пушкин. – Они (монголы) отошли к своим пустыням, и христианская цивилизация была спасена». Несмотря на огромную протяженность, на то, что Россию называют «страной стран», духовная и языковая близость ее отдельных частей – беспрецедентна. Среди жителей Севера до сих пор живет память о легендарных подвигах киевских богатырей, защитников родной земли – Ильи Муромца и его товарищей. Единству населения во многом способствовало пребывание мужчин в составе единого войска.
Для защиты от внешнего врага необходима была единая власть с достаточно высоким авторитетом среди населения. Однако этот авторитет сочетался с удаленностью власти, с тем, что люди плохо понимали ее реформационные порывы. Общая подчиненность власти сочеталась с глубоким к ней недоверием. Внутренняя жизнь России в течение веков оставалась заторможенной, понятие о свободе и достоинстве личности почти не выработалось, сословья и отдельные социальные сообщества остались разделенными между собой и одновременно слабо сплоченными внутри себя. На границе социальных, национальных и культурных сообществ возникали и возникают маргинальные группы, фактически не признающие господствующих в народе ценностей.
Наряду с этим в русской культуре присутствует нечто, что служит важным дополнением к культуре европейской, и что всегда привлекало многих великих представителей последней. Это особый характер контакта человека русской культуры с внешним миром, который определяется не установленными правилами, не «культурным каркасом», но живым непосредственным диалогом. Разобщенность населения требует неформального общения с соседом или с тем, кто случайно встретился на дороге и может оказаться как другом, так и врагом. С этим связано и гостеприимство русского человека, роднящее его с человеком Востока и отличающее от современного человека Запада.
Особая диалогичность русской культуры, присутствующий в ней интерес к другому человеку (собеседнику), во многом связаны и с особенностями русского языка, в котором великий поэт XX века Иосиф Бродский видел вечную возможность другого решения: «Это не аналитический английский с его альтернативным или/или – это язык придаточного уступительного, зиждущийся на «хотя». Любая изложенная на языке этом идея тотчас перерастает в свою противоположность, и нет для русского синтаксиса занятия более увлекательного и соблазнительного, чем передача сомнения и самоуничижения».
Выразительнейшим образом сравнил русского и европейца М.Е. Салтыков-Щедрин, описывая разговор немецкого «мальчика в штанах» с русским «мальчиком без штанов». Русский мальчик живет в системе, где на все есть жесткие правила, но не склонен их исполнять. Европейский мальчик строго выполняет правила, которые не кажутся ему обременительными. «Отчего ты так скучно говоришь?» – спрашивает немца русский мальчик. Сам он говорит «весело», внося в разговор индивидуальные ноты, что по его мнению обязательно в России и чего он требует от собеседника. В коротком диалоге писатель удивительным образом показывает противоречивую суть русской культуры в ее противостоянии европейской и невозможность их полного сближения. В этом смысле надо понимать печальные слова поэта советского периода Давида Самойлова: «Россия одинока в мире».
Читать дальше