Юлия Щербинина - Злоречие. Иллюстрированная история

С другой стороны, в юридической практике все чаще фиксируются случаи злоупотребления клеветническими обвинениями – именования клеветой других типов высказываний: критики, обличения, порицания (гл. V). Необоснованные обвинения в клевете сами становятся клеветническими. Так замыкается порочный круг злоречия. Клевета становится уже не просто обыденностью, но псевдонормой.

Появление поисковых интернет-систем существенно расширило возможности для сбора «компромата». Ловко уклоняясь от ответственности, клеветник цифровой эпохи использует анонимные источники фактов и утратившие авторство, растиражированные интернет-посты. Иллюзия свободы и безнаказанности клеветы в виртуальном пространстве заметно усовершенствовали ее возможности. Коварной деве на картине Апеллеса современность пририсовала пуленепробиваемый костюм, а ведущим ее Злобе и Зависти вручила ноутбук и смартфон.

Декодирование культурных смыслов и эксплуатация архетипов в актуальном искусстве наделили клевету новыми метафорами. Английский художник Освальдо Масиа реконструировал картину Апеллеса с помощью запахов, специально для этого созданных голландским парфюмером Рикардо Моя. Запахи поместили в контейнеры маятников, раскачивающихся с разной амплитудой в пустом пространстве. Получился собирательный ольфакторный (запаховый) образ клеветы, образованный эмоциями персонажей знаменитой картины.

Так древнейший сюжет встроился в бесконечный ряд современных возможностей творческого самовыражения. «Что клевета?! – Алмазная оправа, В ревнивых призмах преломленный свет. Скрепленная такой печатью слава Живет, не умирая, сотни лет». Это стихотворение Юнны Мориц хорошо отражает эволюцию общественного сознания, неизменного в базовых представлениях и переменчивого в актуальных тенденциях.

Клевета не только образует «сердцевину» злоречия – она занимает особую ячейку коллективной языковой памяти, извлекаясь оттуда «по мере надобности» то в виде речевого оружия, то в виде арт-объекта.

Эмблема оскорбления, гравюра из книги «Полезныя и занимательныя емблемы, избранныя из лучших и превосходных писателей», 1816

Прилично только слабому оскорблять. И так, по мнению Аристотелеву, оно свойственно молодости, поелику не имеет оно силы употребить другого оружия для изъяснения своего гнева. Представляют оное в положении молодой девицы в положении гордом, имеющей глаза воспламененные; пенящиеся ея уста означают действия смещения души; раздвоившийся язык, наподобие змеиного, имеет отношение к ядовитости ея выражений. Она держит розгу, составленную из терния, и попирает ногами весы для означения, что поступает несправедливо.

Так раскрывается сущность оскорбления в книге 1816 года для детей и юношества «Полезныя и занимательныя емблемы, избранныя из лучших и превосходных писателей». К тому времени девица с пенящимися устами прожила долгую жизнь в языке и культуре, но нисколько не состарилась и по-прежнему потрясает розгой, попирая весы справедливости. А нам остается лишь изучать ее бурную, но бесславную биографию.

При кажущейся размытости и неопределенности понятия оскорбления оно определяется весьма просто – как любое слово или выражение, содержащее обидную характеристику адресата, наносящее ему моральный урон, нацеленное на унижение достоинства и дискредитацию личности.

Основной механизм оскорбления – оценочный сдвиг: несоответствие самоощущения человека и представления о нем других людей. Оскорбление строится на двух коммуникативных стратегиях: создание словесного «антиобраза» и социального «антипортрета» личности либо (более мягкая) умаление личности, минимизация ее положительных качеств.

В оскорблении моделируется ситуация нарушения адресатом культурных требований, социальных норм и моральных табу. Иначе говоря, оскорбляющий приписывает адресату негативные – осуждаемые, постыдные, неприглядные – свойства. Яков Козельский, надворный советник и секретарь сената, в «Философических предложениях» 1768 года дал этому точное и емкое определение: «Хула есть рассказывание несовершенств».