Борис Дубин: Литература как социальный институт: Сборник работ

5.3.1.2.1. «Имплицитный» автор (рассказчик и т. д.).

5.3.1.2.2. «Имплицитный» читатель.

5.3.1.2.3. Действующие лица. Характер и типы мотивации (причинность, случайность, судьба и т. п.).

5.3.2. Типы организации текста и формулы их анализа (жанры и пр.).

5.3.2.1. Общие работы.

5.3.2.2. Отдельные жанры и формулы.

5.3.2.2.1. Роман. Генезис и культурное значение жанра.

5.3.2.2.1.1. Плутовской роман.

5.3.2.2.1.2. Роман воспитания.

5.3.2.2.1.3. Исторический роман.

5.3.2.2.1.4. Экзотический роман.

5.3.2.2.2. Трагедия.

5.3.2.2.3. Драма.

5.3.2.2.4. Комедия.

5.3.2.2.5. Мелодрама.

5.3.2.2.6. Пастораль.

5.3.2.2.7. Научная фантастика.

5.3.2.2.8. Детектив.

5.3.2.2.9. Песня.

5.4. Экспрессивная техника конституирования ценностных значений.

6. Литература как средство социализации

Мы исходили из того, что литература как ценность, как высокозначимая в определенных группах общества возможность представления в условной форме социальных отношений (переживаний, конфликтов, описаний душевных состояний, характеров, событий и проч.) притягивает или стягивает самые разные социальные структуры – от экономики (как обмена ценностями, аффектами) или власти (авторитета) до способностей воображения, необходимого для понимания действий другого в ситуациях высокой неопределенности и непредсказуемости или иррациональности исторического процесса. Литературоведение в любой форме такого знания дать не могло и даже не сознавало необходимости или возможности этого 7 7 Жесткость литературоведческой парадигмы очень медленно ослабляется, но не за счет социологии или истории, а за счет методологически более аморфной сферы «культурологии», позволяющей сочетать литературный материал с элементами других дисциплин, используемых в качестве направляющих внимание исследователя или как схемы объяснения. . В своем рафинированном виде теория литературы (как бы ни различались ее версии) быстро сводилась к той или иной истории литературы, после чего распадалась на описание и толкование отдельных авторов или их произведений.

Это была общая, то есть коллективная, работа. Говоря «мы», я имею в виду всю нашу тогдашнюю группу в Секторе книги и чтения (а затем – и в Книжной палате, где мы еще какое-то время продолжали заниматься этими темами): С. Шведов начал детально заниматься образцами социализации в учебниках русского языка и литературы для младших классов, Н. Зоркая – теоретико-методологическим анализом рецептивной эстетики (преимущественно Х. П. Яуссом и В. Изером) 8 8 Последняя работа, которую мы начали, но не доделали (особенность ситуации перестройки, когда надо было бороться с Госкомиздатом), предполагала задачу: отследить, как цензурная политика 1920–1930‐х годов отражалась на выборе издательств для авторов, составивших золотой фонд литературы Серебряного века и раннего периода советской литературы. С помощью А. Гнедковой мы собрали картотеку издательств и знаменитых авторов, которые проходили через частные и кооперативные издательства, поскольку госиздательства тогда гнали два вида книжной продукции: классику и агитпроповскую, идеологически правильную литературу. Но до конца эту работу не довели, поскольку уже не было времени и наше пребывание в Книжной палате заканчивалось. А в июне 1988 года мы ушли к Ю. Леваде в только что основанный ВЦИОМ. А там пошла уже совсем другая жизнь и надо было заниматься уже совсем другими горячими проблемами. . Никто из нас по отдельности не мог такую работу проделать без постоянных обсуждений и споров. Поэтому в качестве ее соучастников надо назвать А. Левинсона, а среди оппонентов – М.Чудакову, участников Тыняновских чтений и других, в том числе и тогдашних социологов, кто, как, например, В. Шляпентох, отрицал возможность перевода литературных значений в социологические понятия, что заставляло нас искать ответы на самые разные теоретические, методологические и содержательные вопросы (как это всегда бывает, когда дело касается новой дисциплинарной парадигмы).

Надо было одновременно решать несколько задач:

1) описать полную структуру самого социального института литературы и его редуцированные варианты (производство текстов, их распространение, цензура и контроль над их обращением, описание механизмов отбора, оценки и передачи от группы «создателей» к реципиентам, хранение того, что считается достойным или важным, необходимым в качестве «литературы» и т. п.);

2) описать траекторию литературной социализации – «спуска» литературного произведения от элиты (группы создателей и первого прочтения) в низовые слои читателей, сопровождающегося банализацией трактовок, упрощением и переинтерпретациями текста; обучение литературе – техники литературной социализации в школах и социализации через литературу, ставшие в конце XIX и в XX веке основой для идеологического импринтинга масс и самих процессов массовизации;