Разреженное интеллектуальное пространство начало заполняться поднимающимися со всех сторон эпигонами, имитаторами. Главным героем нашего времени оказался социальный тип универсального потребителя и беспринципного авантюриста, лучше всего представленного в книге П. Авена в виде коллективного портрета Б. Березовского (или же опять – в виде коллективного автопортрета производителей российских медиапродуктов) 18 18 Авен П. Время Березовского. М., 2018; История русских медиа 1989–2011. Версия «Афиши». М., 2011. Появление подобных социальных персонажей когда-то предсказывали Стругацкие в своей повести «Понедельник начинается в субботу» (кадавр, который «хочет и может», а «его потребности постоянно растут»), но то, что этот тип будет такой же символической фигурой эпохи, как предприниматель или инженер в эпоху грюндерства, вряд ли кто-то мог предполагать.
. «Наглость есть ложно понятое величие» (Сенека). Но в варианте многократного уменьшения этот социальный тип распространился практически повсеместно, вытеснив и прежнего партийно-комсомольского функционера, и считающего себя идеалистом, но, по сути, приспособленца – советского интеллигента (бюрократию образования и управления), и другие базовые типы личности советской системы. Эклектика и мелкое эпигонство стали основным тоном в гуманитарных науках. По сути, проступила та же жизненная стратегия, которую команда Левады описывала как «понижающий трансформатор» или «пассивную» адаптацию к репрессивному государству, характерную для всего российского социума. Внешне это могло проявляться стилизацией как под православное русофильство, так и под западный постмодернизм. Но, по сути (по структуре мышления), это был один и тот же тип зависимого сознания, «слабого Я», как говорят психоаналитики, «извне направляемого» человека (out directed man). Внутреннее чувство личной несостоятельности компенсировалось претенциозностью («креативностью»), стилем и образом жизни «как в нормальных странах» («модерностью») либо присоединением к новым вариантам старых идеологий (государственного национализма, православия, «позитивного мышления» и проч.) 19 19 Гудков Л., Дубин Б. Своеобразие русского национализма // Pro et Contra. 2005. № 2(29). С. 6–24; Гудков Л. Идеологема врага: «враги» как массовый синдром и механизм социокультурной интеграции // Образ врага. М.: ОГИ, 2005. С. 7–80.
.
Именно этот тип «понижающей адаптации» стал доминировать в посттоталитарном обществе. Для его описания модель «спуска образца» (опирающаяся на посылку наличия и деятельности многообразных, автономных и функционально продуктивных элит) не годилась. Другой социальный тип начал занимать социальные позиции в обществе, науке и культуре. Мы довольно рано зафиксировали начало этого тренда, но тогда еще не представляли себе его перспективы и масштабов расползания этого социального типа 20 20 Гудков Л., Дубин Б. Уже устали? Социологические заметки о литературе и обществе // Литературное обозрение. 1991. № 9. С. 97–99; Гудков Л. Кризис интеллигенции и массовое чтение // Библиотека. 1996. № 11. C. 4–7; Он же. Массовая литература как проблема. Для кого? Раздраженные заметки человека со стороны // НЛО. 1996. № 22. С. 78–100; Он же. Амбиции и рессентимент идеологического провинциализма. [По поводу книги И. А. Есаулова «Категория соборности в русской литературе»] // НЛО. 1998. № 31. С. 353–371; Гудков Л., Дубин Б. Раздвоение ножа в ножницы, или Диалектика желания (О работе А. Эткинда. «Новый историзм, русская версия») // НЛО. 2001. № 46. С. 78–102; Они же. Конец 90‐х: затухание образцов // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения. 2001. № 1. С. 15–30.
.
Не слишком успешными были и попытки вовлечь в нашу социологическую работу молодых исследователей – слушателей наших лекций 21 21 Гудков Л., Дубин Б. Молодые «культурологи» на подступах к современности // НЛО. 2001. № 50. С. 147–167. Аркадий Перлов подтвердил эти соображения, выступая на круглом столе, посвященном памяти Б. Дубина (см.: Каспэ И., Самутина Н., Степанов Б. «Круглый стол» «Работая с текстами Дубина: проект социологии культуры глазами учеников и коллег» // НЛО. 2015. № 132. С. 437).
. Безусловно, тематическое и методическое поле изучения и описания разнообразных явлений культуры стало несравнимо более широким и менее догматическим, чем это было в 1970–1980‐е годы. Но в целом разработки нового поколения оказались в рамках общего адаптивного тренда, может быть, мы здесь были неадекватны или наши ожидания были несколько завышенными. Но так или иначе, внутренняя связь разработок по социологии литературы с трансформацией тоталитарного человека прервалась.
Читать дальше