Тем не менее такие пересечения существовали, хотя трудно сказать, были ли они обусловлены общим развитием гуманитарных дисциплин или непосредственным влиянием. Исследование Мажанди построено на изучении источников, которые можно назвать серийными: это учебники, трактаты и романы, которые с точки зрения канона находятся за пределами «настоящей» литературы. Его мало волновали проблемы формы и стиля – упрек в этом проник даже в его некролог 75 75 Fabre J. Maurice Magendie (1884–1944). P. 222.
, – но он был чувствителен к сдвигам в словоупотреблении и скрывавшимся за ними историко-культурным изменениям. «Светская учтивость и теории воспитанности» открывается сопоставлением/противопоставлением двух терминов, вынесенных в название книги, «учтивость» (politesse) и «воспитанность» (honnêteté). По утверждению Мажанди, для светских людей XVII века (в первую очередь аристократии) они были более или менее синонимичны, в то время как в буржуазной среде предпочтение отдавалось «воспитанности», а «учтивость» далеко не всегда воспринималась как положительное качество 76 76 Magendie M. La politesse mondaine et les théories de l’honnêteté, en France au XVII e siècle, de 1600 à 1660. Genève: Slatkine Reprints, 1993. P. xil. Далее ссылки на это издание даются в тексте.
. Этот контраст не был сконструирован исследователем; он восходит по крайней мере к «Энциклопедии» Дидро и д’Аламбера, которая, в свой черед, воспроизводит комплекс представлений, сформировавшийся на протяжении XVII – первой половины XVIII века 77 77 См.: Pons A. Civilité – Urbanité // Dictionnaire raisonné de la politesse et du savoir-vivre, du Moyen Âge à nos jours. Ss la dir. de Alain Montandon. Paris: Seuil, 1995. P. 101–104. См. там же статью «Учтивость» (politesse) Алена Монтандона (Р. 711–728). Она открывается сопоставлением терминов «учтивость» и «вежество» (civilité). С одной стороны, эти слова часто употребляются как синонимы; с другой, в XVII и XVIII веках многие теоретики проводят между ними различие. Вслед за Жаном Старобинским Монтандон подчеркивает, что вежество больше ассоциируется с внешними качествами, тогда как учтивость – с внутренними. Иначе говоря, вежество воспринимается как некая социальная маска, облегчающая взаимодействие людей, то есть как нечто менее ценное и подлинное, чем учтивость. Однако следует иметь в виду, что привилегированная позиция учтивости сохраняется не так долго и уже в следующем столетии это качество начинает считаться искусственным и противопоставляться естественной воспитанности.
. Мажанди использует его как аналитический инструмент. Несколькими годами позже Люсьен Февр, Марсель Мосс, Эмиль Тоннела, Альфредо Ничефоро и Луи Вебер предпримут коллективное исследование понятия «цивилизация», которое современные им критики будут расценивать в первую очередь как социологическое 78 78 Richard G. Centre international de synthès: Civilisation; le mot et l’idée, par L. Febvre, É. Tonnelat, M. Mauss, A. Niceforo, L. Weber, 1930 // Revue des Études Anciennes. 1934. Tome 34. № 3. Р. 314–315.
. Аналогичным образом противопоставление двух концептов позволяет Мажанди наметить потенциальную конкуренцию между великосветской (аристократической) и условно буржуазной системами нормативного поведения, хотя в исследовании эта линия проходит скорее пунктиром. Другая выстраиваемая им оппозиция более очевидна и играет важную композиционную роль. Это противопоставление «грубости нравов», свойственных придворной среде начала XVII века, и «цивилизации», источником которой являются салоны и женское общество (естественно, в первую очередь речь идет о салоне маркизы де Рамбуйе). Как мы видим, Мажанди чрезвычайно близко подходит к той проблематике, которая позднее прочно свяжется с названием труда Элиаса 79 79 О точках соприкосновения идей Февра, Мосса и пр. с концепцией Элиаса см.: Bert J. - Fr. Éléments pour une histoire de la notion de civilisation. La contribution de Norbert Elias // Vingtième Siècle. Revue d’ histoire. 2010. Vol. 106. № 2. Р. 71–80.
.
Цивилизационная динамика по Мажанди
Антидотом против «грубости нравов», описанию которых посвящены первые страницы книги, служат «различные сочинения, романы, теоретические трактаты и т. д., которые с 1600 по 1643 год распространяли во Франции учтивость и вежливость» (Р. 145). В качестве точки отсчета Мажанди берет концепцию приличия, или вежества (civilité), предполагающую свод правил, являющийся «первым уровнем ограничений, налагаемых (людьми. – М. Н. ) на себя из уважения к окружающим» (Р. 150). Основателем этой традиции ему видится Эразм Роттердамский, чей трактат «О приличии детских нравов» (1530) он подробно разбирает. В качестве второго по значимости сочинения Мажанди называет «Галатео, или О нравах» (1558) Джованни Делла Каза, обращаясь и к итальянскому оригиналу, и к той череде французских трактатов, которую он породил (заметим, что большая их часть до сих пор игнорируется исследователями). Однако, по мнению автора, «в том, что касается светской учтивости, обучение аристократии приняли на себя романы» (Р. 165). Такая ситуация сложилась в силу культурной неразвитости французского благородного сословия той эпохи. На позицию Мажанди тут явно повлияли источники определенного типа, в первую очередь анекдоты Таллемана де Рео о презрительном отношении маркизы де Рамбуйе – итальянки по рождению – к нравам французского двора; впрочем, о грубости и невежестве французов писали многие итальянские авторы конца XVI – начала XVII века. Отсюда вывод: «значительная часть великих романов эпохи в целом являются учебниками поведения, приспособленными к нуждам поколения, которое испытывало желание самосовершенствоваться, но интеллектуальное скудоумие которого требовало уступок и поблажек» (Р. 165).
Читать дальше