Аполлон Давидсон - Наше неушедшее время

Сталинскую речь обсуждали бурно. Конечно, хотелось бы верить его бравурным словам. Но не получалось. Не поверили ни цифрам, ни бедственному положению Германии, ни скорому окончанию войны.

Вспомнили, как за неделю до войны во всех советских газетах было сообщение, что за границей (подразумевались Англия и США) считают, будто Гитлер хочет напасть на СССР. Но в газетах категорически утверждалось, что это все – выдумка, чушь!

Вспоминали также, что в первой своей речи после начала войны, 3 июля 1941-го, Сталин назвал нападение Гитлера «вероломным».

Ну как можно заведомого убийцу называть вероломным? Это же нонсенс. Значит, от убийцы ждал чего-то хорошего. Значит, не понимал его. Или не хотел понимать?

Вспомнили, что с конца августа 1939-го наши газеты и радио прекратили критику Гитлера и его политики. Что Сталин регулярно поздравлял Гитлера с днем рождения.

Да что там Гитлер – даже Риббентропу он писал: «Дружба народов Германии и Советского Союза, скрепленная кровью, имеет все основания быть длительной и прочной». Эта переписка печаталась в советских газетах [28]  Например: Правда.1939. 25 дек. . Так Сталин предлагал советскому народу считать Гитлера и Риббентропа вождями германского.

– А Черчилля и Рузвельта Сталин поздравлял?

– Не слыхивали.

Все помнили, как на сессии Верховного Совета 31 августа 1939 года Молотов сказал, что договор СССР с гитлеровской Германией, заключенный в конце августа, – это гарантия мира в Европе. А Вторую мировую войну Гитлер начал через несколько часов после этой речи!

Вспоминали, как нам внушали уверенность, что советская военная мощь незыблема:

Опасаться нечего. «Броня крепка и танки наши быстры». «От тайги до британских морей Красная армия всех сильней».

Так что можно быть уверенным в наших силах и ждать:

В нашей общей кухне слова этой песни вызвали двойную реакцию. Говорили не только о бравурности.

– А «первый маршал»? Первый – Ворошилов. Почему он не назван?

– Ясно же, почему. Четыре года назад расстреляли трех маршалов: Тухачевского, Блюхера, Егорова. Оставили только двух. Так лучше уж поберечься, не называть имен. Кто знает, что будет? Вот автор песни и решил обойтись без имен. Безопасней – «первый маршал».

Всего этого, да и многого другого, наслушался я тогда, в начале ноября 1941-го. Конечно, говорили так и раньше. Но речь Сталина, ее уж очень явное несоответствие реальности, вызвала особую горечь.

Нашими соседями по квартире была семья Набоковых – из того самого рода. Хорошее образование, особенно у старших. Большая библиотека. Жизненный опыт. С 1934-го, когда вслед за убийством Кирова поднялась волна репрессий и тысячи ленинградцев попали на несколько лет в ссылку, среди них оказались и Набоковы. Друзьям они потом говорили:

– Так мы же убийцы Кирова!

Умения понимать события обитателям нашей квартиры было не занимать. И свое понимание передавали друг другу. Тогдашняя песня «И вместо сердца – пламенный мотор» была не для них. Почему-то хотели в своей груди иметь сердце, а не мотор.

Но все-таки и они терялись: зачем Сталин снова и снова запускает в наше сознание такую заведомую неправду? Чтобы ободрить нас? Ложь – во спасение? Или решил своей уверенностью укрепить нашу веру в него?

Вспоминали слова Черчилля. В июне 1940-го, когда уже Франция капитулировала, и Англия осталась одна перед всей завоеванной Гитлером Европой, Черчилль, придя к власти, обратился к народу с речью в палате общин: «Мне нечего предложить, кроме крови, тяжкого труда, слез и пота» [31]   Черчилль У . Речь в палате общин. Лондон, 13 мая 1940 г. // Мудрость Черчилля: Цитаты великого политика. М.: ЭКСМО, 2020. . А через два месяца, по радио: «Война будет длительной и тяжелой» [32]   Он же . Мускулы мира. М.: ЭКСМО, 2003. С. 178. .

Британия в страшном критическом положении – и глава правительства не скрывает правду. А Сталин?

Зачем нам такая неправда? Даже если кто-то считает, что она – во благо.

Такая общая бурная беседа стала в нашей квартире первой. Потому что после Большого террора 1937–1938 гг. обсуждение таких острых вопросов велось не целыми квартирами (очень уж опасно), а только с глазу на глаз, да и то редко. Но в блокадном Ленинграде смерть грозила от всего: от голода, бомбежек, снарядов, от угрозы захвата Ленинграда. Тут уж привычный страх перед слежкой от КГБ – НКВД немного отступал, слабел. Не скрывали возмущения сталинской политикой, которая привела к гибели миллионов и миллионов. В разговорах все время звучало то, что осознал и Симонов, но лишь много лет спустя: «…не будь 1937 года, не было бы и лета 1941 года» [33]   Симонов К. Глазами человека моего поколения. Размышления о И.В. Сталине. М.: Книга, 1990. С. 262. .