Галина Макарова - Булгаков и дьявол. Опасные тайны «Мастера и Маргариты»

Действие разворачивается в июне 1935 года.

Вторая редакция отмечена необычайно глумливым поведением Воланда после гибели Берлиоза (в других редакциях этот текст уже не повторяется):

«Ай, яй, яй – вскричал Воланд, увидев Иванушку, – Иван Николаевич, такой ужас!..

– Нет, – прерывисто заговорил Иванушка. – Нет! Нет… стойте…

Воланд выразил на лице притворное удивление. Иванушка же, придя в бешенство, стал обвинять иностранца в причастности к убийству Берлиоза и вопил: «Признавайтесь!» В ответ Воланд предложил Иванушке выпить валерьяновых капель и, продолжая издеваться, проговорил:

«Горе помутило ваш разум, пролетарский поэт… У меня слабость… Не могу выносить… ауфвидерзеен.

– Злодей, вот кто ты! – глухо и злобно прохрипел Иванушка… – К Кондрату Васильевичу стоит вас отправить. Там разберут, будь покоен!

– Какой ужас, – беспомощно… и плаксиво заныл Воланд… – Молодой человек… некому даже сообщить, не разбираю здесь…»

И тогда Иванушка бросился на Воланда.

«Тот тяжелой рукой сдавил Иванушкину кисть, и… он попал как бы в капкан, рука стала наливаться… обвисла, колени задрожали…

– Брысь, брысь отсюда, – проговорил Воланд, да и чего ты торчишь здесь… Не подают здесь… Божий человек… – В голове завертелось от таких слов у Иванушки, и он сел… И представились ему вокруг пальмы…»

Воланд этой редакции вообще «тянет» на главного героя. Именно он излагает содержание древних глав, которые названы «Евангелие от Воланда». Берлиоз берется даже напечатать некоторые его главы, «правда, при условии некоторых исправлений». В свете воландовского авторства весьма привлекательно и очень смешно выглядит совет Иешуа:

«А я бы тебе, игемон, посоветовал пореже употреблять слово «черт», – заметил арестант.

– Не буду, не буду, не буду, – расхохотавшись, ответил Пилат, – черт возьми, не буду».

В отличие от первой редакции Воланд представляется специалистом по белой магии. Магия, как ее ни назови, все равно магия. Ее «цветность» характеризует цели и задачи, преследуемые исполнителями магических обрядов. Белой магией называют сакральные знания, используемые во благо и на пользу людей. Черной именуют знания, так или иначе связанные с действием нечисти, бесов и сатаны. Носителями белой магии выступают маги, носителями черной – колдуны. Отличие колдуна от мага во всех «ипостасях» последнего (кудесник, волхв, чаровник) состоит в следующем: колдун знается с нечистой силой, через нее получает особые способности, которые и использует во вред окружающим. Подобно ведьмам, колдуны заключают договор с сатаной и продают ему свои души; этот договор скрепляется кровью. От новоявленного колдуна требуется отречься от Бога, то есть снять с шеи крест и спрятать его под правую пятку, или встать ногами на икону, положенную на землю вниз, и богохульствовать. Если колдун не придумает занятия для нечисти, которая подчиняется ему с момента заключения договора, эта нечисть его замучает: отсюда истории о том, как колдуны заставляли чертей вить веревки из воды и т. д. Заключив договор, колдун получает от сатаны черную книгу (почему колдуна еще называют чернокнижником), которая позволяет вызывать бесов. Перед смертью колдун должен отказать кому-либо эту книгу, иначе он будет приходить за ней из могилы.

Булгаков долго и тщательно размышлял над образом Воланда. Называя его черным магом (в первой редакции), писатель закреплял за ним способности и колдуна, и мага. Властвуя в мире демонов, Воланд вполне мог работать и на пользу человеческого общества. Во второй редакции Булгаков «обелил» своего героя, возвел в ранг магов. Он стал называть его инженером (человеческих душ), указав на устремленность Воланда к добрым начинаниям. Видимо, как и в «Роковых яйцах», писатель задумывал вложить в свое произведение известный заряд иронии. В последних редакциях романа, однако, Булгаков вернулся к первоначальному варианту и «назначил» Воланда профессором черной магии. Слово «профессор» здесь таит в себе сразу несколько смысловых значений. Это намек на ограниченность зла (не вседозволенность, не академик же) и на особое пристрастие инженера к науке. С другой стороны, это откровенная насмешка над дьяволом, пекущимся об имидже ученого…

Через некоторое время после уничтожения рукописей и телефонного разговора со Сталиным 18 апреля 1930 г. Булгаков пытался возобновить работу над романом. Но сильнейшее физическое и психическое переутомление не позволило ее продолжить. «Причина моей болезни, – писал Булгаков в письме Сталину 30 мая 1931 г., – многолетняя затравленность, а затем молчание… по ночам стал писать. Но надорвался… Я переутомлен…»