Жан Бодрийяр - Симулякры и симуляция

Однако свободная, нетронутая природа, природа без ограничений и территории, где каждый блуждает, как ему заблагорассудится, никогда не существовала, разве что в воображении господствующего порядка, эквивалентным зеркалом которого она является. Мы проецируем как идеальное дикое состояние (природа, желание, животное состояние, ризома…) именно ту схему детерриториализации, которая является схемой экономической системы и капитала. Свободу нигде нельзя найти, кроме как в капитале, именно он создал её, именно он её углубляет. Следовательно, существует чёткая корреляция между социальным законодательством ценностей (урбанистических, индустриальных, властных и т. д.), и воображаемым диким состоянием, которое ему противопоставляют: и то и другое «детерриториализировано», и одно является отображением другого. Более того, радикальность «желания», это заметно в современных теориях, возрастает в той же мере, что и цивилизационная абстракция, вовсе не как антагонистическое явление, а абсолютно в том же направлении, направлении к той же форме, которая становится всё более декодированной, более децентрализованной, более «свободной» и охватывает одновременно и наше реальное, и наше воображаемое. Природа, свобода, желание и т. д. даже не выражают мечты, которая была бы противоположностью капиталу, они непосредственно отражают прогресс или разрушительное действие этой культуры, они даже предвосхищают его, ведь они грезят о полной детериториализации там, где система навязывает её лишь частично: требование «свободы» — это всегда только требование идти дальше системы, но в том же направлении.

Ни животные, ни дикари не знакомы с «природой» в нашем понимании, им известны лишь ограниченные и обозначенные территории , пространство непреодолимого взаимодействия.

Так, Анри Лабори отвергает интерпретацию территории с точки зрения инстинкта или частной собственности: «Ни в гипоталамусе, ни где-либо ещё до сих пор не выявлена группа клеток или дифференцированные нервные пути, которые были бы связаны с понятием территории… Не похоже, что существует центр территории… Нет необходимости обращаться к некоему особому инстинкту», — а лучше обратиться к функциональным потребностям, расширенным до культурных стереотипов, которые являются сегодня обычными, общими для любой экономики, психологии, социологии и т. д.: «Территория становится, таким образом, пространством, необходимым для реализации акта удовлетворения, жизненным пространством… Колпак, территория представляет таким образом участок пространства, находящегося в непосредственном контакте с организмом, где тот „приоткрывается“ для термодинамических обменов с целью поддержания собственной структуры. Вследствие роста взаимозависимости человеческих индивидуумов, вследствие скученности, характерной для крупных современных городов, индивидуальный колпак значительным образом уменьшился…» Это пространственная, функциональная, гомеостатическая концепция. Так, будто целью группы, или человека, или даже животного является равновесие их колпака и гомеостаз их обменных процессов, внутренних и внешних!

Аллюзия с Петером Шлемилем — человеком, который потерял свою тень, не случайна. Ведь тень, так же как отражение в зеркале (в фильме «Студент из Праги»), является остатком в высшей степени, чем-то таким, что может «отпасть» от тела, точно так, как волосы, экскременты или кончики ногтей, к которым тень с отражением и приравнивались во всей архаичной магии. Но они, как известно, ещё и «метафоры» души, духа Сущего, сущности, того, что придаёт субъекту глубокий смысл. Без отражения или без тени тело превращается в прозрачное ничто, оно само становится лишь остатком , светопроницаемой субстанцией, оставшейся после исчезновения тени. Оно более нереально: всю реальность забрала с собой тень (так, в «Студенте из Праги» отражение, которое разлетается вместе с зеркалом, вызывает немедленную смерть героя — классический мотив мистических историй, см. также «Тень» Ганса Христиана Андерсена). Таким образом, тело может быть лишь остатком своего собственного остатка, отходами своих собственных отходов. Лишь порядок, называемый реальным, позволяет отдавать предпочтение телу как референту. Однако ничто в символическом порядке не позволяет утверждать о приоритете того или другого (тела или тени). И именно эта реверсия тени относительно тела, это выпадение существенного, по определению существенного, под видом незначительного, это постоянное поражение смысла от того, что от него осталось, будь то кончики ногтей или лакановский «объект а», именно всё это и составляет шарм, красоту и сверхъестественность подобных историй.