Больше ни с кем я никаких переговоров не вел.
Может быть, с кем-нибудь говорил Константин Сергеевич? Но это его частное дело. Переговоры вести он не уполномочен и мне ни о ком не говорил. Думаю, что он никому и не обещал ничего, и слухи, о которых ты сообщаешь, не имеют никакого значения.
Надеюсь, ты веришь, что я ничего не утаиваю. Да и вообще, дело наше настолько на виду, что гласности рта не зажмешь…
Поверь также, что я от всей души сочувствую тебе в твоем безнадежном взгляде на Малый театр. Сочувствую — и потому, что тепло люблю тебя, и потому, что ты взял на себя, по-моему, непосильную задачу, и потому, наконец, что сам грешен любовью к Малому театру. И бог знает на что бы я ни пошел, если бы ваш начальник[1078] серьезно и искренно хотел настоящей, коренной реформы. А он, по-видимому, боится реформы. Из этого страха ничего путного не выйдет.
Твой Вл. Немирович-Данченко
223. Из письма Е. Н. Немирович-Данченко[1079]
20 августа 1908 г. Москва
Среда, 20‑е
… Репетиции «Ревизора» очень оживились с приездом Константина Сергеевича. Показывает он так талантливо, как уже давно-давно не показывал. И Уралов и Горев растут с каждой репетицией[1080].
{461}Утешают и декорации «Синей птицы». Некоторые из них выходят — красоты ослепительной[1081].
Константин продолжает быть в отличных тонах. И работает хорошо, и уступчив. Так что брюзжание Лужского, не перестающего будировать против него, режет ухо несправедливой злобностью и придирчивостью. Кажется, он был бы больше доволен, если бы Константин мудрил, тормозил дело.
Я в театре совсем не устаю. …
224. Л. Н. Толстому[1082]
28 августа 1908 г. Москва
Художественный театр кланяется Вам сегодня, великий учитель, в глубоком сознании, что все художественные пути нашего времени ведут к Вашему имени, как все дороги когда-то вели к Риму. Как бы страстно ни бросались мы в сторону от большой дороги, как бы, на первый взгляд, ни изменяли верному направлению, всегда мы только ищем по мере наших сил кратчайших или красивейших путей к тому, что составляет сердце и ум русского искусства и что воплотилось в Вашей гигантской личности. И в сценическом творчестве, как в литературном, последние пределы мы видим в искреннейших признаниях совести, в трудолюбивом искании правды жизни и в сильной верной духу и характеру выразительности. Этот завет мир получил от Вас, и за него наш театр шлет Вам благодарность из тех чистейших источников своей души, откуда исходят только любовь и молитва.
Немирович-Данченко, Станиславский
225. В. И. Качалову[1083]
Ноябрь (?) 1908 г. Москва
Дорогой Василий Иванович!
По-моему, — как я и ожидал, — Горев споткнулся на 3‑м действии. Упорство Константина Сергеевича ни к чему {462}не приведет. Считаю своим долгом узнать, как может пойти Хлестаков у Вас. Очень прошу Вас дать мне эту возможность. Например, в понедельник вечер, у меня дома, секретно, в 7 часов[1084]. Жду ответа.
Ваш В. Немирович-Данченко
226. К. С. Станиславскому[1085]
28 – 29 ноября 1908 г. Москва
В заседании Правления Румянцев доложил Ваше воззвание (это хорошо: «Караул!»)[1086].
Я предложил объявить его без рассмотрения, так как Правление не может считать себя вправе контролировать Ваши обращения к труппе. Но Румянцев прочел Ваше письмо, где Вы сами просите проверить достоверность Ваших объяснений. Тогда Правление перебрало все пункты и попросило меня рассказать Вам его соображения.
По пунктам и пойду.
1. Очередное обращение к театру считается преувеличением. Можно заменить… вместо «энергии театра» — «вашей энергии».
2. Кто примет хоть долю вины на себя за это? В этом виноваты я, Вы, Правление — может быть… Вернее — весь характер наших работ, наши индивидуальности. А может быть, просто — все наше дело. Это так сложно, что нет решения, которое можно выразить в двух словах. А может быть, наконец, — тут и дурного ничего нет, что театр до сих пор не по ставил «Ревизора»? Возможна ведь и такая точка зрения. Но виноваты актеры не больше нас. Даже памятуя о том, как задержали несколько репетиций Уралов, Горев, я бы не рискнул сказать, что главная вина задержки пьесы в них[1087]. Такое обвинение вряд ли встретит сочувствие. Найдутся крепкие голоса, которые обвинят нас, больше всех — меня. Это все, впрочем, мое личное мнение. Но и Правление не находит этот пункт бесспорным.
{463}3. Верно.
4. Так же, как и верно, если не огульно.
Читать дальше