В рамках этой гипотезы вспышки алкоголизма, наркомании, гомосексуализма, патологического пристрастия к азартным играм, преступности с последующими репрессивными мерами против них есть стохастический процесс «поиска пропорции» пропорции между «больной» и «здоровой» частью общества. Вновь парадокс: поощрение больных в стратегической перспективе приводит к оздоровлению популяции.
Но приводит через кризис, чреватый полной деградацией социума, государства, цивилизации. К сожалению и в случае диктатуры и в случае либерального правления процессы генного балансирования протекают драматически и даже трагически. Гипертрофия той или иной части общества, их стремительный непропорциональный рост тоже можно назвать своеобразным заболеванием общественного организма. «Здоровая нация» лишь краткий миг баланса при переходе от одной крайности к другой.
Даже такое здоровье может сослужить нации дурную службу. Открытия в биологии и фармацевтике конца ХIХ начала ХХ века, скачек медицины и санитарии резко снизили смертность от «традиционных» причин [251], а показатели «новых причин смертности» хоть и поползли вверх, но поначалу не столь резко.
Европа сделала невероятный демографический скачек с 180 миллионов в 1800 году к 460 миллионам в 1914-м [252]. Не считая более 100 миллионов эмигрантов, выехавших за столетие в Новый Свет, в колонии и в Россию. Сегодня «Большая Европа» исчисляется в 550 миллионов жителей, причем прирост населения последних 2–3 десятилетий происходит в основном за счет мигрантов из стран Третьего мира. ХХ век оказался страшным испытанием.
Когда нисходящие и восходящие линии причин смертности пересеклись, наступил пик «мирового здоровья» поскольку вал медицинских достижений наложился на генетически крепкую популяцию. Здоровье просто брызжало из людей. Повсеместно расцвели гимнастические клубы, зародилось сокольское движение. Мода на спорт привела к возрождению Олимпиад, в свою очередь давших новый виток массового увлечения физкультурой.
Место чахоточного поэта занял образ пышущего здоровьем крепыша, не выпускающего сигары изо рта, постоянно пропускающего стаканчики крепкого, и не пропускающего ни одной юбки, поскольку потенция ого-го-го! Обязательно занимающийся «делом для настоящих мужчин»: войной или охотой, рыбалкой в открытом море, автогонками, боксом и прочими жесткими и жестокими видами спорта. Конечно это молодой Хемингуэй которому с 20-х годов ХХ века подражало полмира. Популярность его образа означала появление большого количества молодых, здоровых, амбициозных людей. Этот взрыв Ортега-и-Гассет назвал «взрывом жизни».
Размножилась молодая поросль, ей явно не хватало мест в жизни. Толпы молодежи явились благодатной почвой для посева различных идеологий, стали людским ресурсом из которого черпали пушечное мясо для двух мировых воин, в которых новые поколения доказывали свое право на место под солнцем. Молодежь остро чувствовала все противоречия этого мира и реагировала на них самым «здоровым образом»: участием в войнах и революциях.
Последним натиском размножившейся молодежи можно назвать «революции послевоенных бэби-бумеров» полыхавшие в 60-е, причем независимо от строя: от хунвейбинов до символа «пражской весны» Палаха, от хиппи до бунтарей на улицах Парижа или Мехико.
Ныне, значительно более хилые поколения их детей и внуков уже не чувствуют в себе тех сил и той агрессии, чтобы с оружием в руках вновь делить мир в борьбе за Lebensraum [253]. Все современные европеско-американские бунтари как-то чахлы, выгорают за неделю протестов. Им бы (увы! недостижимый потуг) поддержать популяцию хотя бы на прежнем уровне. Им бы сохранить за собой свои исконные территории под нахлынувшим валом молодой поросли из Азии, Африки, Среднего Востока.
Вновь взята максимально возможная степень упрощения. В жизни все гораздо сложней. Так в «здоровом теле» общества существует особая линия, обычно называемая «генофондом нации», или попросту «порода». Есть там «восходящие и нисходящие линии», «доминантные и рецессивные генетические алели». Сексуальные контакты «здоровой части общества» невероятно сложны, несмотря на ее относительную упорядоченность и «выдержанность». Еще более запутанны взаимосвязи «генетического резерва» в силу слабой связи семейных отношений и превалирующей хаотичности половых связей, наличия «тупиковых линий» и прочие, и прочие «генетических мусорных ям» — полностью деградировавшая часть люмпенов: «бомжи» или клошары, потомства практически не приносящих. Что уж говорить о взаимосвязях обеих частей, о сложности сексуальных контактов и появления «метисированного» потомства.
Читать дальше