Александр Щуренков - Современное искусство и как перестать его бояться

Сегодня каждому совершенно ясно, что больше не существует искусства с мелодиями и гармониями ушедших столетий. Даже ключ к ним потерян. Годы формализма в искусстве не помогли возродить утраченное и не дали сколько-нибудь значимых результатов (в этом смысле).

Тем временем так называемые силы перешли к искусству, пронизанному «автоматизмом». К чему это подчеркивание культа силы? Рембрандт, Ван Гог, Эль Греко не обладали такой силой. Уличные мальчишки бросались в Сезанна камнями. Ван Гог тщетно умолял Поля Гогена о дружбе, пока тот не отрезал ему ухо. Рембрандт, непризнанный, «обесиленный», замкнулся в своих библейских видениях.

Искусство не газетная передовица, и нет в нем никакой особой «мистики», как некоторые думают. Это всего лишь художественная «фактура». В ней мистики не больше, чем в обычном булыжнике при дороге. Такое сходство между фактурой искусства и природой вас, наверное, удивит. Но какого рода сходство? Например, фактура картин Сезанна напоминает землю, фактура Тинторетто – засохшую кровь. Фактура Рембрандта – лучи света. У Вермера Делфтского это драгоценные камни, фактура Ван Гога – как интерьер сельской церкви, где только что отзвучали слова гневной проповеди».

Осмыслить произошедшее пытались не только художники с еврейскими корнями, но и те, кто родился в послевоенной Германии. Все они несли на себе тяжелое бремя скорби, а также обвинений в массовых убийствах, они рождались автоматически виновными во всем произошедшем и всю свою последующую жизнь пытались осознать, как об этой трагедии можно и нужно говорить, как выбраться из бесконечной ловушки самобичевания. Важным моментом истории стал выход в 1967 году книги психоаналитиков Александра и Маргариты Мичерлих «Неспособность скорбеть. Основы коллективного поведения». Она прежде всего поднимала вопрос о массовом замалчивании нацистских преступлений в Германии и Австрии, а также о перенесении ответственности за Холокост со всего народа Германии на правящую элиту Третьего Рейха.

Экспозиция из работ Ансельма Кифера

The Margulies Collection. Майами

Один из художников, пытавшихся привлечь внимание людей к обозначенным в этой книге проблемам, стал Герхард Рихтер. В 1965 году он выполнил две работы: на одной из них, «Дядя Руди», изображен офицер в военной форме, на другой, «Тетя Марианна» – 12-летняя девочка с маленьким Рихтером. Марианна страдала умственным расстройством и была убита в рамках нацистской программы евгеники, а Руди – во время военных действий. Обе картины похожи на размытые, как в кинохронике, черно-белые фотографии. Рихтер передал «Дядю Руди» в дар Мемориалу в чешском Лидице, городе, который был полностью уничтожен нацистскими солдатами в 1942 году. Спустя почти сорок лет после создания тех двух картин, тема не оказалось исчерпанной. В 2014 году Рихтер создал инсталляцию «Биркенау»: она состоит из огромных абстрактных полотен, которые художник создал под впечатлением от фотографий, сделанных в главной части концлагеря Освенцим в 1944 году, они дополнены лагерными снимками.

Ансельм Кифер. 2004 г.

Ансельм Кифер. 1984-6 гг.

Художественная галерея Нового Южного Уэльса

Осмысление Холокоста как основа самоидентификации, а также попытка через искусство преодолеть травматическое прошлое, вытесненное из общественного сознания, стали важными аспектами творчества и Ансельма Кифера, родившегося под бомбежками в 1945-м. Его работы из огромных свинцовых пластин, испещренных разнокалиберными отверстиями, будто от разорвавшихся снарядов, образ истребителя в бреющем полете над головой, потеки краски недвусмысленно напоминают о событиях, произошедших более семидесяти лет назад. «Моя биография – это биография Германии», – комментирует свои работы Кифер.

Противостоять забвению и перекладыванию ответственности за нацистские зверства исключительно на военных стремились венские акционисты. Это объединение художников появилось в 1961 году, а их акции отличались чрезвычайной радикальностью и часто носили ритуальный характер. Одна из ярких фигур венского акционизма – Херман Нитч. В рамках одной из его художественных акций он был распят на кресте и облит кровью, позднее тело художника, которое в данных «перформансах» являлось «холстом», заменили туши ягнят. Распятие Христа Нитч сравнивал с первобытным убийством отца, о котором в своих теориях много писал Фрейд.