Йохан Хейзинга - Осень Средневековья. Homo ludens. Эссе (сборник)

30*Буркхардт явно преувеличивает (и Хёйзинга четко подмечает это) индивидуализм средневековых итальянцев в противовес их заальпийским современникам. Лиутпранд Кремонский (ок. 922–972) в своем сочинении Антаподисис ( Воздаяние ), являющем собой описание европейской и особенно итальянской и германской истории с 887 по 949 г., нарисовал целый ряд ярких фигур, боровшихся за власть над Римом и Италией: здесь знатные римлянки Теодора и ее дочь Мароция, чье владычество над Вечным городом позднейший церковный историк кардинал Бароний назвал порнократией, их многочисленные, сменявшие друг друга мужья, фавориты и любовники, сын Мароции папа Иоанн XI, посаженный ею на престол первосвященника, другой ее сын Альберте, заточивший мать и брата в тюрьму, изгнавший очередного отчима короля Италии Гуго Прованского и правивший римлянами с титулом «патриций и сенатор Рима», маркграф Иврейский Беренгарий, ставший в конце концов королем Италии Беренгарием II (собственно, Воздаяние представляет собой инвективу против него). Но в этой борьбе, проявляя не меньшие, нежели италийцы, ловкость, беспринципность, ум, характер, участвовали упомянутый король Гуго, родом из Прованса, и, правда, уже за пределами времени, описанного в Антаподисисе, но именно во время написания этой книги (958–962) в борьбу вмешался германский король Отгон I, ставший в 951 г. королем Италии, а в 962 г. императором, – тоже яркая личность.

Заметные фигуры высветились во время происходившей с середины XI по начало XII в. борьбы за инвеституру (право назначать епископов) между Папой Григорием VII и императором Генрихом IV. Эта борьба всколыхнула всю Европу, поставив перед ней вопрос: кто является главой всех христиан: духовный руководитель (Папа) или светский (император)? Но кроме итальянцев, таких как сам папа и его верный соратник (называвший тем не менее Григория «святым сатаной»), аскет и богослов, сын свинопаса кардинал Петр Дамиани, в этой борьбе участвовали и другие, например буйный и непокорный враг – союзник Папы, завоеватель Южной Италии, выходец из Нормандии Роберт Гвискар. Да и сам император вряд ли лишен неповторимого индивидуального облика: достаточно вспомнить, как он, добиваясь снятия папского отлучения, трое суток стоял босиком на снегу перед закрытыми вратами замка Каносса, где пребывал Григорий II.

Конфликт Фридриха I Барбароссы (здесь имеется в виду именно он, первый венчанный император из династии Гогенштауфенов, ибо основателем рода являлся герцог Швабский Фридрих Старый, дед Барбароссы, а дядя и предшественник последнего, германский король Конрад III, был лишь провозглашен императором, но не коронован) с папством был уже не только борьбой двух универсальных сил – Империи и Церкви, – но и национально-политической схваткой: папу поддерживали североитальянские города, выступавшие за независимость от германской имперской власти и за муниципальные свободы против правления императорских наместников. Фридрих I столкнулся в Италии с пламенным трибуном, религиозным реформатором, противником светской власти пап и основателем недолговечной (1145–1154) Римской республики Арнольдом Брешианским (впрочем, Арнольд скорее пытался опереться на германского короля против папы и даже предлагал ему императорскую корону от имени Римского сената, но был схвачен воинами Фридриха и выдан Папе), с несгибаемым папой Александром III, с вождями мятежных городов – безусловно неординарными личностями. Но в самой Германии Барбароссе противостоял могучий противник – герцог Баварский и Саксонский Генрих Лев из рода Вельфов, который произвел на итальянцев столь глубокое впечатление, что его родовое имя в итальянизированной форме (гвельфы) стало названием итальянской антиимператорской партии, просуществовавшей до XVI в.

31* Окассен и Николетт – небольшая французская повесть (позднейшие филологи назвали ее «песня-сказка»), написанная в начале XIII в. прозой, перемежающейся большими стихотворными вставками. На фоне подвигов, сражений, приключений разворачивается трогательная история любви графского сына Окассена и пленницы-сарацинки Николетт, соединению которых мешают родители Окассена. После преодоления многочисленных препятствий влюбленные обретают друг друга. В отличие от рыцарских романов единственная доблесть Окассена – его любовь к Николетт, единственная заслуга Николетт – ее верность Окассену, иные рыцарские и куртуазные достоинства просто не замечаются, феодальная героика явно пародируется. Повесть имеет явный антиклерикальный оттенок: Окассен, полагая, что его возлюбленной нет в живых, желает покончить счеты с жизнью и на угрозы адом отвечает, что не стремится в рай, где одни нищие и святоши, а хочет в ад, где роскошь, красота, любвеобильные дамы и где ждет его нежная Николетт.