Виталий Костомаров - Вот лучшее ученье!

Матч транслировали прямо со стадиона, но могли бы транслировать и назавтра, записав вчерашнюю игру на пленку. Но тогда мы хотя и смотрели бы то же самое, а переживали бы уже не так. Потому что ведь и счет матча был бы известен и многие подробности также. Но даже и без этого – одно сознание, что это было вчера, а не сейчас, ослабляло бы наш интерес. И в театре все должно происходить сегодня, сейчас и на самом деле…

Ах, сколько ужасно важных вещей об искусстве можно понять, посмотрев хороший хоккейный матч.

Театр дискурсивен!

Перефразируем последнее цитируемое предложение – сколько важных вещей о тексте и дискурсе можно понять, посмотрев спектакль. Если в театре из текста (пьесы) сотворен дискурс (спектакль), он воспринимается зрителем как действие, которое происходит сегодня, сейчас, на самом деле… Можно вспомнить классический советский боевик «Чапаев». Постановщикам фильма удалось создать не текст, но дискурс – каждый повторный просмотр этого фильма неискушенным советским зрителем воспринимался как первый: это происходило не когда-то, а происходит сейчас. Вдруг Чапаев выплывет? Или это была пропаганда?

Театральный критик Б. Алперс пишет о постановке в театре имени Маяковского «Гамлета»:

Среди русских Гамлетов, ведущих свою родословную от Мочалова… были самые разнообразные, в том числе мстительные, грозные, которые приходили в мир… с карающим мечом в руках. Вместе с Самойловым на сцене появился светлый человечный Гамлет, Гамлет милосердный (3, с. 415).

Излишне говорить о том, что текст Шекспира не изменялся режиссерами на русской сцене никогда. Дискурсы же, соответствующие этому тексту, были различными.

А теперь обратимся к мудрости родительской. А. Эфрон (дочь М.И. Цветаевой) вспоминала:

Марина рассказала мне, еще не совсем четырехлетней, о последнем концерте… Паниной.

…Она была когда-то молода и прекрасна и пела так, что все теряли голову – все как один. Но время прошло… ее время прошло. Она состарилась; ушли красота, богатство, слава… только голос остался. …А она еще выступала – но слушать ее было некому, ее поколение сошло на нет, что до внуков, то они никогда не увлекаются тем же, чем деды! И вот она дает последний прощальный концерт: выходит на сцену все в той же черной шали, расплывчатая, седая, старая! В зале – только несколько последних неизменивших… Тени пришли на свидание с тенью. Время концерта давно истекло. Но она не уходит, она отказывается уходить! Песни рвутся, льются из груди – она поет! Поет одна, в пустом темном зале; мрак и голос; голос – во мраке; голос – осиливший мрак!

Увидев мое лицо, Марина осеклась, спросила:

– Ты поняла?

– Поняла, – ответила я и засмеялась. – Старуха пела, пела, а старики все ушли и свет потушили.

– Ступай! – сказала Марина, помолчав. – Ты еще слишком мала (4, с. 58).

Как это типично! Как часто современные школьники воспринимают «упакованную коммуникацию» – текст, оставляя без внимания дискурс. А когда еще эта коммуникация «упакована» в рамки сокращенного пересказа классики, выполненного под интригующим названием «Все классические произведения из школьной программы…».

А вот история, рассказанная Л. Чуковской А. Ахматовой:

…Мы влюбились в блоковскую «Незнакомку» и упоенно читали в два голоса или по очереди:

Мы еще никогда не пили вино, не видывали пьяниц с глазами кроликов, не знали ресторана – не понимали и того, что стоит за этими стихами, но любили их до упоения (3, с. 89–90).

Проницательная Анна Ахматова определила это состояние подруг как встречу с новой гармонией (с дискурсом в нашем понимании). Если бы современная средняя школа достигала хотя бы подобных результатов!

Ю.Е. Прохоров (6) предлагает классификацию дискурсов (проще говоря – классификацию впечатлений от текстов).

Так, есть реальный дискурс, т.е. понятый как положено понимать, максимально приближенный к авторским интенциям. Мы бы сказали, развивая эту мысль, что чем проще текст, тем реальнее дискурс.

Вот пример текста, сопровождаемого реальным дискурсом:

Государева свадьба. Первая свадьба Михаила Федоровича (с княжной Марией Долгоруковой) была отпразднована пышно. Ложе для новобрачных, по древнему обычаю, устраивалось на снопах, причем «от дурного глаза» полагалось, чтобы число снопов было 27. Сверху снопов укладывался ковер, на него перина. По свидетельству летописца, на брачное ложе Михаила Федоровича (гулять так гулять!) было положено одна на другую семь перин. Как взбирались молодые на этот Эверест, летописец не сообщает.