Дэвид Гребер - Бредовая работа [Трактат о распространении бессмысленного труда] [litres]

Хотя в редком офисе совсем нет жестокого обращения и не используется психологическое оружие, всё же многие респонденты чувствовали, что чаще это встречается там, где все знают, хотя и не хотят признавать, что они реально ничем особо не занимаются [108] Нури, программист, поделился интересной догадкой, что враждебность и взаимная ненависть в бредовом офисе могут на самом деле выполнять определенную функцию – вдохновлять работников хотя бы что-то делать. Он отмечает, что когда работал в явно обреченной компании, занимающейся баннерной рекламой, то работа вгоняла его в депрессию, и он заболел: «Мне было настолько скучно, что несколько программистов настучали менеджеру (прошу прощения, скрам-мастеру), что я мало делаю. Он говорил со мной грубо и дал мне месяц на то, чтобы доказать, что я чего-то стою, а сам в это время пытался собрать доказательства, что я не следую рекомендациям врача. В течение следующих двух недель я работал продуктивнее всей остальной команды, вместе взятой, и главный разработчик компании назвал мой код „идеальным“. Скрам-мастер вдруг заулыбался, просиял и сказал, что с назначениями врача нет никаких проблем. Я посоветовал ему продолжать оскорблять меня и угрожать уволить, если он хочет, чтобы я и дальше показывал хорошие реультаты. Это я так извращенно пошутил. Он, как идиот, отказался. Можно извлечь отсюда урок: ненависть – превосходный стимул, по крайней мере когда нет страсти и удовольствия. Может быть, это объясняет, почему в организациях так много агрессии. Если ввязываешься с кем-то в конфликт, то у тебя по крайней мере появляется причина продолжать что-то делать». .

Энни: Я работала на фирму, управляющую расходами на медицинское обслуживание. Меня взяли на должность сотрудника специальной группы, выполнявшей разные функции в рамках компании.

Меня так этому и не обучили, и вместо этого моя работа заключалась в том, чтобы:

• загружать формы из общего хранилища с помощью рабочей программы;

• выделять в этих формах определенные поля;

• возвращать формы в хранилище, чтобы кто-то еще что-то с ними сделал.

На этой работе была очень жесткая организационная культура (нам запрещалось разговаривать с коллегами), и там было больше насилия, чем во всех других местах, где мне когда-либо приходилось работать.

Например, в течение первых двух недель я постоянно совершала одну и ту же ошибку в выделении полей. Когда я узнала, что это неверно, я сразу же перестала так делать. Однако всё время, что я проработала в этой компании, каждый раз, когда кто-то натыкался на одну из этих форм с ошибочным выделением, меня вызывали на беседу. Каждый раз это словно бы было новой проблемой. Каждый раз менеджер будто бы не знала, что эти ошибки все были совершены в один и тот же период и что больше этого не происходит, – несмотря на то, что я говорила ей об этом каждый раз.

Такие мелкие проявления садизма должны быть знакомы большинству из тех, кто работал в офисной среде. Руководительница снова и снова вызывала Энни, чтобы «поговорить с ней» о ее ошибке, хотя точно знала, что ошибка давно исправлена. Давайте спросим: зачем она это делала? Неужели она каждый раз забывала, что проблема уже решена? Это кажется неправдоподобным. Выглядит так, будто ей просто нравилось злоупотреблять властью. Именно бессмысленность этого жеста (ведь и Энни, и ее начальница знали, что ничего нельзя добиться, требуя решить проблему, которая уже решена) позволяла ткнуть Энни носом в то, что это было отношением произвольной власти в чистом виде. Это ритуал унижения, который дает возможность показать, кто здесь босс, в самом буквальном смысле слова: он ставит подчиненного на подчиненное место. Несомненно, этот ритуал оправдывается ощущением, что подчиненные в принципе всегда виноваты как минимум в духовном неподчинении, в том, что возмущаются тиранией босса. Точно так же когда полицейские избивают подозреваемых, в чьей невиновности они уверены, то убеждают себя, что жертва, несомненно, виновна в чем-то другом.

Энни: Я занималась этим шесть месяцев – до тех пор, пока не решила, что лучше умру, чем продолжу. Причем это был первый раз, когда мне за работу платили достаточно, чтобы мне хватало на жизнь. Перед этим я была учителем в детском саду, и несмотря на то, что моя работа была очень важна, я получала 8,25 доллара в час (это было рядом с Бостоном).

Это подводит нас к другой проблеме: как такие ситуации сказываются на физическом здоровье работников? У меня нет статистических данных на этот счет, но если можно хоть как-то полагаться на свидетельства, то похоже, что вызванные стрессом болезни являются распространенным следствием бредовой работы. Я прочел множество рассказов о депрессии и тревоге, которые сочетаются с физическими симптомами разнообразных болезней, начиная с синдрома запястного канала, который загадочно исчезает, как только человек уходит с работы, и заканчивая чем-то похожим на аутоиммунное расстройство. Энни также стала чаще болеть. Впоследствии она поняла, что отчасти это было связано с тем, что атмосфера на новой работе резко отличалась от прошлой: