Как только время стало деньгами, появилось выражение «тратить время», а не просто «проводить» его. Одновременно стало возможно терять время, убивать время, беречь время, времени стало в обрез и так далее. Проповедники пуританской, методической и евангелической церквей в скором времени стали обучать свою паству «сберегать время» (husbandry of time). Они утверждали, что бережное распределение времени является основой нравственности. На заводах стали появляться часы; рабочие должны были отмечаться, приходя на работу и уходя с нее. Благотворительные школы, созданные для того, чтобы обучать бедняков дисциплине и пунктуальности, уступили место системе государственных школ, где ученики из всех социальных классов должны были вставать и маршировать из комнаты в комнату каждый час по звонку. Этот порядок сознательно готовил детей к будущей жизни – к оплачиваемой работе на заводе [96] Люди, создавшие современные системы всеобщего образования, довольно откровенно говорили об этом; сам Томпсон цитирует многих из них. Я помню, как читал, что кто-то однажды провел опрос среди американских работодателей о том, чего они на самом деле ожидают, когда указывают в объявлении о работе, что сотрудник должен обладать дипломом об окончании старшей школы: определенного уровня грамотности? Или умения считать? Подавляющее большинство утверждало, что нет: как они выяснили, школьное образование этого отнюдь не гарантировало. В основном они ожидали, что работники смогут вовремя приходить на работу. Интересно, что на более высоких ступенях образования учащиеся становятся более автономными, а старый режим эпизодической работы, как правило, возвращается.
.
У современной рабочей дисциплины и капиталистических техник контроля также есть своя особая история. Формы тотального контроля сначала возникли на торговых судах и рабовладельческих плантациях в колониях, но впоследствии стали применяться по отношению к бедным рабочим в метрополиях [97] Эрик Уильямс, марксист из Западной Индии, в 1966 году впервые подчеркнул историческую роль плантаций в формировании методов контроля за рабочими, которые впоследствии использовались на заводах. Маркус Редикер, автор книги «Корабль рабов: одна версия человеческой истории» ( Rediker M . The Slave Ship: A Human History. London, 2004), добавляет к этому корабли, уделяя особое внимание торговым судам, активно участвовавшим в работорговле: корабли были еще одной экспериментальной зоной для введения рационализированной трудовой дисциплины во времена торгового капитала. Военные суда также важны в этом отношении, потому что на них часто использовался и труд несвободных людей, ведь многих моряков «принуждали» к службе вопреки их воле. Во всех этих случаях отсутствовала длительная традиция, которая определяла бы, чего можно или чего нельзя требовать от работника (такая традиция всё еще действовала в сферах, которые напрямую возникли из феодальных отношений). Благодаря отсутствию традиции работа под строгим надзором была реорганизована на основе новых идеалов эффективной работы по часам.
. Но это стало возможным благодаря новой идее времени. Я хочу подчеркнуть, что это было одновременно и технологическим, и нравственным изменением. Обычно это изменение считают заслугой пуританства, и пуританство действительно сыграло определенную роль. Однако можно утверждать, что самые крайние формы кальвинистского аскетизма были просто гиперболизированными версиями нового ощущения времени, которое так или иначе изменило чувственное восприятие средних классов во всем христианском мире. В результате на протяжении XVIII и XIX веков, начиная с Англии, старый, эпизодический способ работы стал считаться социальной проблемой. Представители среднего класса стали считать бедняков бедняками в основном потому, что те не умели дисциплинированно распоряжаться временем и проводили время беззаботно – точно так же, как беззаботно проигрывали деньги в азартные игры.
Тем временем рабочие, восстававшие против тяжелых условий труда, также стали переходить на этот язык. На первых заводах рабочим зачастую не разрешалось приносить свои собственные часы, потому что владельцы постоянно манипулировали заводскими часами. Но уже вскоре рабочие стали спорить с работодателями о размере почасовой оплаты, требовать контракты с фиксированным количеством часов, оплаты за сверхурочные, повышенной оплаты за ночные смены, двенадцатичасового, а затем и восьмичасового рабочего дня. Но само требование «свободного времени», вполне понятное со стороны рабочих в данных условиях, одновременно незаметно закрепляло представление, что в рабочие часы (on the clock) время рабочего действительно принадлежит тому, кто его купил. Предкам рабочих эта идея показалась бы противоестественной и возмутительной – как, впрочем, и большинству людей, когда-либо живших на Земле.
Читать дальше