По приказу Анны Иоанновны между Адмиралтейством и Зимним дворцом был выстроен изо льда дом. Изо льда соорудили сени, два покоя, баню. Даже рамы и стекла в окнах были ледяными. Но баню топили соломою. Ночью в окнах зажигали свечи, дом освещали разноцветные огни плошек. Петербуржцы и иностранные гости Северной столицы сбегались поглазеть на необыкновенное зрелище. Как знать, может быть, в толпе стоял и семилетний Ваня Барков. Быть может, и он, будущий поэт, изумлялся, глядя на ледяные пирамиды и пушки, на ледяных дельфинов и огромного ледяного слона. Днем из хобота изливался фонтан воды, ночью — огненный фонтан горящей нефти: в императорской потехе соединилось поистине несоединимое — лед и пламень.
17 февраля 1840 года состоялась шутовская свадьба князя М. А. Голицина (его, придворного шута, звали Квасником, потому что он подносил государыне квас) и придворной калмычки Бужениновой. Для князя это было наказание за то, что он за границей принял католичество и женился на итальянке. Разумеется, по возвращении в Отечество его вернули в лоно православной церкви. Что сталось с его иноземной женой после того, как она попала в Тайную канцелярию, неизвестно. Свадьбе предшествовало маскарадное шествие: жители России — вотяки, татары, калмыки и прочие (кто на оленях, кто на собаках, а кто и на свиньях) — в национальных костюмах плясали и пели народные песни.
Какую же роль в этом театральном действе, по-своему знаменующим государственную мощь Российской империи, единение всех живущих в ней народов, должен был сыграть Тредиаковский? Конечно же, роль придворного пиита. Ведь участвовали же в организации праздника художники Караван и Вишняков, архитекторы Трезини и Бланк. Так что без пиита никак нельзя.
Когда Тредиаковского привезли к Волынскому, то он позволил себе не сразу согласиться сочинить стихи в честь новобрачных. Тогда кабинет-министр и его офицер стали жестоко избивать несчастного поэта. Стихи пришлось написать. В маске и шутовском костюме Тредиаковского привезли к ледяному дому с тем, чтобы он сам продекламировал свои вирши.
Побои, полученные Тредиаковским, были настолько сильны, что он поспешил написать завещание, в котором распорядился книги свои передать в академическую библиотеку.
В 1840 году был казнен обидчик Тредиаковского Волынский — правда, не только за побои, Тредиаковскому нанесенные. Кабинет-министр, некогда в бытность свою губернатором Архангельска проворовавшийся, злоупотреблявший властью во время губернаторства в Казани, писавший доносы на фельдмаршала Миниха, был обвинен в заговоре, в умысле на захват престола. Народное предание окружило Волынского ореолом мученичества, представило борцом с фаворитом Анны Иоанновны Бироном, с немецким засильем в Российском государстве. Так представил его впоследствии и К. Ф. Рылеев, приглашая отца семейства привести сынка к могиле мученика:
Да закипит в его груди
Святая ревность гражданина [15] Рылеев К. Ф. Сочинения. Л., 1987. С. 141.
.
В царствование Анны Иоанновны казни были делом обыкновенным. «Тайная канцелярия, — писал В. О. Ключевский, — работала без устали, доносами и пытками поддерживая должное уважение к предержащей власти и охраняя ее безопасность; шпионство стало наиболее поощряемым государственным служением. Все казавшиеся опасными или неудобными подвергались изъятию из общества, не исключая архиереев; одного священника даже посадили на кол. Ссылали массами, и ссылка получала утонченно жестокую разработку. Всех сосланных при Анне в Сибирь считалось свыше 20 тысяч человек, из которых нельзя было сыскать никакого следа, куда они сосланы» [16] Ключевский В. О. О русской истории. С. 485.
.
Упоминание В. О. Ключевского о несчастном священнике, посаженном на кол, дает основание полагать, что и семья священника Баркова жила в атмосфере доносов и казней. Ее тоже могли коснуться репрессии этого страшного времени. Бог спас.
Когда речь идет о жестокости царствования Анны Иоанновны, пожалуй, надо вспомнить о ее страстном увлечении охотой. Во дворце во всех углах и простенках стояли ружья для того, чтобы она могла из окон стрелять в пролетающих птиц. В Петергофе для императрицы устраивались охоты с высоких повозок. Повозки ставили в центре поляны, окруженной стенами из корабельного полотна. По коридору, также огороженному полотняными стенами, загонщики гнали крупных и мелких зверей — волков и медведей, оленей и кабанов, рысей, зайцев. Ну а императрице оставалось только отстреливать зверье и гордиться своими охотничьими трофеями. Так, в 1740 году чуть больше чем за два месяца царственная Диана-охотница убила 9 оленей, 16 диких коз, 4 кабана, 1 волка, 374 зайцев, 68 диких уток, 16 птиц. Мужественные забавы императрицы не исключали проявлений доброжелательности и кротости. Во всяком случае леди Рондо, жена английского резидента при русском дворе в царствование Анны Иоанновны, описывает ее так:
Читать дальше