Рут Бенедикт - Хризантема и меч

Японское отношение к этому долгу семье мужа или жены очень ярко видно в феномене «мужа-примака» — мужчины, вступающего в брак «по-женски». Его имя вычеркивается из регистра его родной семьи, и он принимает фамилию тестя. Он входит в дом своей жены, вступает в отношения гири со своими тестем и тещей, а после смерти его хоронят на их кладбище. Во всем этом точно воспроизводится образец поведения женщины в обычном браке. Основанием для примачества может послужить не просто отсутствие в семье своего сына: часто это сделка, от которой обе стороны надеются выгодать. Это так называемые «политические браки». Семейство девушки может быть бедным, но хорошего рода, молодой же человек может принести в семью деньги, а сам продвинуться по классово-иерархической лестнице. Или семейство девушки может быть богатым и в состоянии дать образование мужу, который, в свою очередь, ради этого отрекается от своей семьи. Или отец девушки благодаря ее браку может привлечь в свою компанию преуспевающего партнера. В любом случае гири мужа-примака особенно тяжело, собственно говоря, потому, что сам акт переноса имени в другой семейный регистр связан для мужчины в Японии с серьезными последствиями. В феодальной Японии он должен был проявить себя в новой семье, приняв участие в сражении на стороне приемного отца, даже если бы это означало убийство родного отца. В современной Японии «политические браки» с мужьями-примаками обращаются к мощной санкционирующей силе гири, чтобы связать молодого мужа самыми прочными из возможных у японцев узами с делом его тестя или с будущим семьи. Особенно в эпоху Мэйдзи это было выгодно иногда для обеих сторон, но у мужа-примака его положение обычно вызывает сильное раздражение, и популярная японская пословица говорит: «Если у тебя есть хотя бы три го [143] Го — японская мера емкости, равная 0,18 л. Пинта (американская) — мера емкости, равная 0,55 л. риса (около пинты), никогда не становись мужем-примаком». Японцы утверждают, что это раздражение возникает «из-за гири». Они не говорят, как сказали бы, вероятно, американцы, имей мы подобный обычай, «из-за невозможности играть мужскую роль».

Гири — не только долги перед тестем и тещей; к этой же категории относятся долги перед дядьями и тетками, племянниками и племянницами. Одно из самых значительных различий в семейных отношениях Японии и Китая состоит в том, что в Японии долги даже перед этими сравнительно близкими родственниками не принадлежат к категории сыновней почтительности (ко). В Китае многие из таких родственников, как и значительно более далеких, пользовались бы общими правами, в Японии же они родственники по гири, или по «сговору». Японцы отмечают, что подчас эти люди лично ничего (никакого он) не сделали для человека, от которого ждут помощи, помогая им, тот оплачивает он их общим предкам. Здесь действует та же санкционирующая сила, что и при заботе человека о своих детях, относящаяся, конечно, к гиму, — но, несмотря на то, что санкционирующая сила одна и та же, помощь этим довольно далеким родственникам относится к категории гири. Когда человеку приходится помогать им, как и тогда, когда он помогает родственникам своей жены (или мужа), он говорит: «Меня обязывает гири».

Самыми важными традиционными отношениями гири, помещаемыми большинством японцев даже выше отношений с родственниками мужа или жены, являются отношения вассала с его владетельным князем и сотоварищами по оружию. В основе их — верность человека чести своему сеньору и своим братьям по классу. Во многих произведениях традиционной литературы воспет этот долг гири. Он тождествен самурайской добродетели. В старой Японии, до токугавского объединения страны, его считали более высокой и важной добродетелью, чем тю — в те времена долг перед сёгуном. Когда в XII в. сёгун Минамото потребовал от одного из даймё выдачи враждебного ему князя, которому тот предоставил убежище, даймё ответил письмом, сохранившимся до наших дней. Он был глубоко обижен тем, что на его гири брошено пятно, и отказывался даже во имя тю нарушить долг гири. «Контроль за государственными делами, — писал он, — мне лично малодоступен, но гири между людьми чести — вечная истина», находящаяся вне власти сёгуна. Он отказывался совершить вероломный поступок в отношении чтимых им друзей». [144] Цит. по: Kanichi Asakawa. Documents of Iriki. 1929 (прим. Р. Бенедикт). Этой трансценденталистской самурайской добродетелью старой Японии пронизаны многие исторические предания, известные сегодня всей Японии и положенные в основу сюжетов драм но, театра кабуки и танцев кагура[56.