Борис Владимирский - Венок сюжетов

– Отпрыгни от меня моментально! – ответил Ванька, с треском отпер дверь лавки и пропал в ней.

Личность, доставившая воз, сладострастно засмеялась и молвила:

– Соскучились, ребятишки?

Из лавки выскочил некий в грязном фартуке и завыл:

– Что ты, черт тебя возьми, по главной улице приперся? Огородами не мог объехать?

– Агародами… Там сугробы, – начала личность огрызаться и не кончила. Мимо нее проскочил гражданин без шапки и с пустыми бутылками в руке.

С победоносным криком: «Номер первый – ура!!!!» он влип в дверях во второго гражданина в фартуке, каковой гражданин ему отвесил:

– Чтоб ты сдох! Ну, куда тебя несет? Вторым номером станешь! Успеешь! Фаддей – первый, он дежурил два дня.

Номер третий летел в это время по дороге к лавке и, бухая кулаками во все окошки, кричал:

– Братцы, очишшаное привезли!..

Калитки захлопали.

Четвертый номер вынырнул из ворот и брызнул к лавке, на ходу застегивая подтяжки. Пятым номером вдавился в лавку мастер Лукьян, опередив на полкорпуса местного дьякона (шестой номер). Седьмым пришла в красивом финише жена Сидорова, восьмым сам Сидоров, девятым – Пелагеин племянник, бросивший на пять саженей десятого – помощника начальника Колочука, показавшего 32 версты в час, одиннадцатым – неизвестный в старой красноармейской шапке, а двенадцатого личность в фартуке высадила за дверь, рявкнув: – Организуй на улице!

Поселок оказался и люден, и оживлен. Вокруг лавки было черным-черно. Растерянная старушонка с бутылкой из-под постного масла бросалась с фланга на организованную очередь повторными атаками.

– Анафемы! Мне ваша водка не нужна, мяса к обеду дайте взять! – кричала она, как кавалерийская труба.

– Какое тут мясо! – отвечала очередь. – Вон старушку

с мясом!

– Плюнь, Пахомовна, – говорил женский голос из оврага, – теперь ничего не сделаешь! Теперича пока водку не разберут…

– Глаз, глаз выдушите, куда ж ты прешь!

– В очередь!

– Выкиньте этого, в шапке, он сбоку влез!

– Сам ты мерзавец!

– Товарищ, будьте сознательны!

– Ох, не хватит…

– Попрошу не толкаться, я начальник станции!

– Насчет водки – я сам начальник!

– Алкоголик ты, а не начальник!

Дверь ежесекундно открывалась, из нее выжимался некий со счастливым лицом и с двумя бутылками, а второго снаружи вжимало с бутылками пустыми. Трое в фартуках, вытирая пот, таскали из ящиков с гнездами бутылки с сургучными головками, принимали деньги.

– Две бутылочки.

– Три двадцать четыре! – вопил фартук. – Что кроме?

– Сельдей четыре штуки…

– Сельдей нету!

– Колбасы полтора фунта…

– Вася, колбаса осталась?

– Вышла!

– Колбасы уже нет, вышла!

– Так что ж есть?

– Сыр русско-швейцарский, сыр голландский…

– Давай русско-голландский полфунта…

– Тридцать две копейки? Три пятьдесят шесть! Сдачи сорок четыре копейки! Следующий!

– Две бутылочки…

– Какую закусочку?

– Какую хочешь. Истомилась моя душенька…

– Ничего, кроме зубного порошка, не имеется.

– Давай зубного порошка две коробки!

– Не желаю я вашего ситца!

– Без закуски не выдаем.

– Ты что ж, очумел, какая же ситец закуска?

– Как желаете…

– Чтоб ты на том свете ситцем закусывал!

– Попрошу не ругаться!

– Я не ругаюсь, я только к тому, что свиньи вы! Нельзя же, нельзя же и в самом деле народ ситцем кормить!

– Товарищ, не задерживайте!

Двести пятнадцатый номер получил две бутылки и фунт синьки, двести шестнадцатый – две бутылки и флакон одеколону, двести семнадцатый – две бутылки и пять фунтов черного хлеба, двести восемнадцатый – две бутылки и два куска туалетного мыла «Аромат девы», двести девятнадцатый – две и фунт стеариновых свечей, двести двадцатый – две и носки, а двести двадцать первый получил шиш.

Фартуки вдруг радостно охнули и закричали:

– Вся!

После этого на окне выскочила надпись «Очищенного вина нет», и толпа на улице ответила тихим стоном…

Вечером тихо лежали сугробы, а на станции мигал фонарь. Светились окна домишек, и шла по разъезженной улице какая-то фигура и тихо пела, покачиваясь:

Нам-то с вами кажется, что так от веку было. Но нет! В 1925 году это было впервые. Именно в 1925 году, весной был отменен «сухой закон». Государство стало производить водку – «очищенную». Некоторые обвиняют в этом лично Троцкого, но есть основания полагать, документально подтвержденные, что это было решение более широкое, коллегиальное, и тот же Сталин в докладе съезду говорил о том, что приходится из двух зол выбирать меньшее. Оказалось ли оно меньшим, нам сейчас, спустя шестьдесят два года судить проще, но, во всяком случае, именно 1925 год стал и в этом смысле важным и переломным, и это тоже некий симптом изменяющегося времени.