Эрик Дэвис - Техногнозис - миф, магия и мистицизм в информационную эпоху

Пьер Леви называет одну из возможных репрезентативных матриц «космопедией» — динамическим и калейдоскопическим пространством знания, которое обеспечивает новые способы понимания мира и бытия в мире. В этой космической и кинематической энциклопедии коллективное знание мыслящего сообщества — эта категория должна включать также и машины — материализуется «в огромный многомерный электронный образ, непрестанно меняющий свою форму в суматошном ритме квазиживых изобретений и открытий» 272. В отличие от фрагментарного гипертекста, который определяет то, что Леви называет «товарным пространством», космопедия обеспечит «новый род простоты», простоты, которая возникает из принципов организации, внутренне присущих пространству знания: складка, модель, резонирующий кристалл. Хаос может в конечном счете раскрыть космос. Герман Гессе дал своего рода литературное и мистическое представление о космопедии Леви в «Игре в бисер», публикация которой в 1943 году помогла Гессе получить Нобелевскую премию. Роман Гессе, действие которого происходит в неопределенном будущем, свободном от обычных атрибутов научной фантастики, представлен как биография Йозефа Кнехта, магистра игры в бисер, возглавляющего Касталию, утопическую общину ученых монахов и аскетов-созерцателей. Но вероятно, самый интересный «персонаж» книги — это сама Игра, давшая название книге, духовные корни которой, как рассказывает автор, можно проследить до Древнего Китая, гностиков эпохи эллинизма и Золотого века исламо-мавританской культуры. Впервые возникнув как похожая на счеты рама с нанизанными на стержень бусинами, использовавшаяся студентами, изучавшими музыку, чтобы представлять и варьировать различные темы и структуры контрапункта, Игра в конце концов развилась в междисциплинарный инструмент, чей иероглифический язык «символов и формул» давал возможность ее поклонникам играть с элементами, взятыми из самой широкой сферы мысли и выражения.

Всем опытом, всеми высокими мыслями и произведениями искусства, рожденными человечеством в его творческие эпохи, всем, что последующие периоды ученого созерцания свели к понятиям и сделали интеллектуальным достоянием, всей этой огромной массой духовных ценностей умелец игры играет как органист на органе, и совершенство этого органа трудно себе представить — его клавиши и педали охватывают весь духовный космос, его регистры почти бесчисленны, теоретически игрой на этом инструменте можно воспроизвести все духовное содержание мира 273.

Нам говорят, что отдельно взятая игра может начаться с астрономической конфигурации, или с темы фуги Баха, или с тезиса Лейбница, или фрагмента «Упанишад». Затем игроки используют намеки, интуитивные скачки и формальные соответствия, чтобы развить выбранную ими тему через родственные понятия, одновременно сопоставляя темы с противоположными образами или уравнениями, чтобы сплести своеобразный когнитивный контрапункт. Можно представить себе, например, игровые связи между сетью Индры и монадологией, а затем ввести Борга в качестве иронического маневра.

Если позволить магии интуитивных скачков Игры заразить наши умы, нетрудно понять, почему вымышленный инструмент Гессе вдохновил многих компьютерных визионеров и сетевых мыслителей. Сегодня перед нами стоит масштабная задача — классифицировать, индексировать, исследовать, связывать и путешествовать через многомерные сферы данных, в которых перекрещивается множество различных формальных жанров: тексты, звуки, образы, алгоритмы. На самом деле творческий дизайн интерактивных баз данных гипермедиа стал одним из ключевых искусств эпохи. Это возникающее ремесло — нечто большее, чем предмет библиотечной науки; это работа, подразумевающая глубокие психологические, культурные и даже философские смыслы. Чарльз Кэмерон — один из множества разработчиков игр, которые создают сегодня такие версии Игры в бисер, в которые действительно можно играть, — утверждает, что «виртуальная музыка идей» Гессе добавляет к этой задаче отчетливо эстетическое измерение, предлагая незавершенную и изменчивую структуру для ассоциативной мысли и обучения. «Распознание образов» всегда отчасти черпало свою силу из воображения и его призрачного интерфейса между искусством и архетипом. Хотя рассуждение по аналогии было главным пугалом честных умов с тех пор, как началась западная наука, оно имеет смысл для охотников и собирателей, пытающихся выжить в постмодернистских лесах символов и данных. Мы должны научиться мыслить, как ди-джеи, сэмплируя ритмы и голоса из огромного рога изобилия записей и сохраняя при этом верность органическим требованиям танца.