Иван Сахаров: Сказания русского народа

Крупный славист-филолог И. И. Срезневский писал о первых книгах Сахарова: «Кто жил в то время (в 30-е годы XIX века.— В. А.), не чуждаясь литературы, тот знает, как сильно было впечатление, произведенное этими книгами, особенно книгами «Сказаний русского народа»,— не только между любителями старины и народности, но и вообще в образованном кругу. Никто до тех пор не мог произвести на русское читающее общество такого влияния в пользу уважения к русской народности, как этот молодой любитель… Множество собранных им данных было так неожиданно велико и, по большей части, для многих так ново, так кстати в то время, когда в русской литературе вопервых заговорили о народности, и притом же увлечение их собирателя, высказавшееся во вводных статьях, было так искренно и решительно, что остаться в числе равнодушных было трудно».

Срезневский свидетельствовал, что в глазах современников Сахаров сразу стал выше «многоначитанного и трудолюбивого И. М. Снегирева», уже успевшего выпустить свой знаменитый труд «Русские в своих пословицах» (1831 —1834). А ведь занятиям старинной историей, фольклором, иконописью, нумизматикой и другими древностями Сахаров посвящал лишь время, свободное от службы. Он только в 1835 году окончил медицинский факультет Московского университета, практиковал как лекарь и после переезда в Петербург служил врачом при почтовом департаменте.

Уроженец Тулы (Сахаров родился 29 августа 1807 года в семье священника) еще в пору обучения в духовной семинарии исходил вдоль и поперек родную губернию и соседние с ней — Орловскую, Рязанскую, Калужскую и Московскую. Юноше открылся особый мир. До нас дошли слова Сахарова, записанные племянником — Н. А. Беловодским: «Ходя по селам и деревням, я вглядывался во все сословия, прислушивался к чудной русской речи, собирал предания давно забытой старины… Непостижимо громадная русская жизнь, непостижимо разнообразная во всех своих явлениях, раскрывалась предо мною… в ее гигантских размерах я уже видел исполина, несокрушимого никакими переворотами».

Прикосновение к живым источникам знания сочеталось у Сахарова с изучением прошлого России. Священник Н. И. Иванов снабдил любознательного семинариста «Историей государства Российского». «Долго и много читал я Карамзина,— рассказывал Сахаров.— Здесь-то узнал я родину и научился любить русскую землю и уважать русских людей».

Воодушевление молодого энтузиаста странным образом соединилось с идеей несокрушимости в России патриархального уклада жизни. О каких устоях народного бытия и духа поведал Сахаров и с чем сопрягал свое представление о фольклоре как проявлении исполинских народных сил? Консерватизм или прозорливость, угадывающую в фольклоре залог постоянной обновляющей силы, важной для самочувствия нации?

С самого начала необходимо отметить, что мы имеем дело с феноменом поразительного несоответствия прямого значения жизненных фактов, засвидетельствованных молодым собирателем, и осмыслением их — тем, как они были поняты и истолкованы. Горячо одобряя дело Сахарова и с восторгом говоря о нем: «Честь и слава деятельности г. Сахарова и любви его к избранному им предмету!», В. Г. Белинский вместе с тем без каких бы то ни было оговорок сказал: «И. П. Сахаров — не теоретик…»2 И действительно, общие суждения собирателя отразили расхожие мнения близкой ему среды духовенства, служилого чиновничьего люда и властей. Сам Сахаров так объяснял возникновение своего интереса к народу, его обрядам, песням, языку: «Раз как-то был я в беседе, где два чужеземца нагло и дерзко уверяли русских, что у них нет своей истории. Мне было горько и больно слышать эту нелепость…» Сахаров пылко напал на «разврат, нахальство, неуважение к родителям, пренебрежение к вере отцов и постыдное вольнодумство». Все беды России он усмотрел в происках «чужеземцев». В «ложном просвещении»— приобщении к западноевропейской культуре Сахаров увидел «страшную беду нашего отечества». «Этим орудием,— утверждал он,—думали заморские демагоги приготовить в России что-то вроде 14-го декабря… Нас пробовали сбить с толку: философскими системами, мистицизмом, сочинениями Вольтера, Шеллинга, Баадера, Гегеля, Страуса и их последователей… Бедная Русь, чего только ты не вытерпела от западных варваров!»1 Общее противопоставление русской культуры культуре других народов обернулись для Сахарова восхвалением «коренных русских начал». Принципы официальной идеологии—православия, самодержавия, народности— он признал спасительными для России.