Дэниел Эверетт - Не спи — кругом змеи! Быт и язык индейцев амазонских джунглей

В кинокомедии «Миссис Даутфайр» герой Робина Уильямса звонит своей бывшей жене (героине Салли Филд) по поводу объявления и говорит: I... am... job? ‘Я... это... работа?’ Это само по себе смешно в контексте фильма; кроме того, и персонажи, и зрители сразу понимают, что именно имеет в виду говорящий (т. н. значение этого высказывания): ‘я хочу устроиться на работу, по поводу которой вы дали объявление’.

Как именно это становится понятно зрителям? Дело тут не столько в словах или их порядке следования в предложении: актуальное значение (некто ищет работу) становится понятно скорее из контекста ситуации (в фильме или в жизни) и культуры, в рамках которой произнесено предложение. Значит, хотя грамматика — часть коммуникации, но коммуникация состоит не только из нее. Пример из «Миссис Даутфайр» почти полностью неправилен грамматически, однако значение все равно передается верно.

Когда мы учимся передавать значение средствами другого языка, первый наш шаг, как и у Робина Уильямса, это не грамматика, а культура. Чтобы понять значение культуры — то, как культура может влиять на язык (а иногда и быть его основой), — задумаемся над тем, как мы учим иностранный язык.

Что входит в эту задачу? Если вы научились произносить французские гласные без акцента и научились правильно понимать и осознавать значение любого французского слова, имеете ли вы право сказать: «Я говорю по-французски»? Если вы только знаете лексику и умеете правильно произносить звуки, может ли это знание подсказать вам, какое предложение следует употребить в том или ином социальном окружении? Достаточно ли этого знания для того, чтобы, подобно французским интеллектуалам, читать Вольтера в подлиннике? На все эти вопросы один ответ: нет. Язык — это нечто большее, чем сумма его составных частей (слов, звуков, предложений); более того, сам по себе язык недостаточен для полноценного общения и понимания, если вы не знаете окружающей его культуры.

Культура — наш лоцман среди значений, воспринимаемых нами в окружающем мире, а язык — это часть окружающего мира. Американец едва ли будет говорить о повадках амазонской кустарниковой собаки ( Speothos venations ): большинству жителей США этот хищник неизвестен. Это явный пример того, как культура и опыт ограничивают наш «универсум речи», т. е. то, о чем мы говорим. Однако часто встречаются и менее очевидные пути влияния культуры на язык. Из нашего повествования становится понятно, что культура играет огромную роль в понимании.

Сравним, например, пираха и американцев. Если американец рассказывает о встречах с привидениями, то, как правило, в его представлении этого на самом деле не было, это вымысел. Дело не в том, что большинство американцев не слышало о привидениях, а в том, что они в них не верят. Даже среди тех, кто заявляет о своей вере в этих сверхъестественных существ, лишь единицы говорят о том, что видели привидение своими глазами. Это сравнительно недавний феномен в истории английского языка: как показывают протоколы ведовских процессов, во времена британского колониального владычества американцы часто были очевидцами сверхъестественных явлений и много о них говорили. В некоторых случаях культура влияет на то, как и о чем мы говорим. Большинство из нас с этим согласятся.

У индейцев пираха, как и у американцев, круг тем для разговора ограничен культурным опытом и ценностями. Одна из этих ценностей — запрет на ввод в разговор сторонней темы, не связанной с их укладом жизни. Например, пираха не обсуждают друг с другом принципы строительства кирпичных домов, потому что они их не строят. Они вполне могут описать увиденный кирпичный дом, если об этом спросит чужеземец или другой пираха сразу после возвращения из города. Но после этого тема кирпичных домов не будет спонтанно подниматься в разговоре.

Пираха в общем и целом не перенимают чужие идеи, философию или технологию. Конечно, они охотно пользуются приспособлениями, облегчающими труд, например механическими мельницами для маниоки и небольшими подвесными моторами для каноэ, однако они воспринимают эти предметы как «позаимствованные» у чужеземцев, и для заправки топливом, ремонта или замены им требуются знающие чужеземцы. В прошлом пираха отвергали любые приспособления, использование которых требовало изменения традиционных знаний, занятий или обычаев. Если прибор нельзя приспособить к традиционному образу жизни, от него отказываются.