Дэниел Эверетт - Не спи — кругом змеи! Быт и язык индейцев амазонских джунглей

Это было в нашу вторую поездку к индейцам. В тот раз мы непрерывно жили в селении уже более полугода, и я достаточно сносно понимал их язык, чтобы разобрать: они обсуждали, как нас убить, и подбивали на это друг друга. Я понял, что если я не вмешаюсь, непоправимое может случиться очень быстро. Дети мирно спали в гамаках и не подозревали, какую опасность навлекли на них родители.

Я откинул москитную сетку с кровати и против обыкновения вышел из хижины в темноту без фонарика, чтобы не привлекать внимания. На мне были только шорты и шлепанцы. Я осторожно пробрался через джунгли к той хижине, где индейцы сидели и набирались смелости нас убить. Меня страшила и другая опасность — наступить в темноте на змею, хотя идти предстояло всего полсотни шагов.

Я не знал, чего ждать от индейцев. Услышанное потрясло меня, и я уже не представлял себе, что будет дальше. Быть может, они сразу меня застрелят, но я не мог допустить, чтобы моя семья просто ждала, пока придут их убивать.

Я нашел, где они сидели — в домике, который когда-то построил Виченцо. Заглянув в щель между досками, я увидел, что они собрались вокруг неяркого огонька «лампарины» — маленькой керосиновой лампы, которая есть у всех в Амазонии: это небольшой сосуд с керосином, из которого сквозь узкое отверстие высунут полотняный фитиль, как у волшебной лампы Аладдина. «Лампарина» светит тусклым оранжевым светом; ночью в этом свете лица людей приобретают зловещий вид, лишь едва выступая из темноты.

Я затаил дыхание и стал соображать, как мне зайти, чтобы не спровоцировать стычку. Наконец я соорудил на лице улыбку и просто вошел в домик, старательно проговаривая, насколько мог, на языке пираха: «Привет, друзья, как поживаете?»

Продолжая говорить незначащие фразы, я обошел домик и собрал разложенные луки и стрелы, пару мачете и два дробовика. Индейцы смотрели на меня осоловелыми от выпивки глазами и молчали. Не успели они опомниться, как я забрал все оружие и быстро, не говоря ни слова, вышел из хижины, унося все с собой. У меня не возникло иллюзий, что моя семья теперь в безопасности, но хотя бы немедленную угрозу я немного отвратил. Оружие я отнес к нам домой и запер в кладовке. Торговец, напоивший индейцев кашасой, спал в кораблике, который так и стоял пришвартованным к плоту у нашей хижины. Я решил прогнать незваного гостя, но сначала надо было позаботиться о семье.

Я отвел их в кладовку; это было единственное помещение в доме с четырьмя стенами и замком на двери. Там было темно, и нам не раз доводилось убивать заползавших туда змей и крыс, не говоря уже о многоножках, тараканах и тарантулах. Но дети не слышали, что творилось этой ночью и не понимали спросонья, что происходит; поэтому они, не сказав ни слова, сразу улеглись на полу. Керен заперла дверь изнутри.

Потом я спустился к реке, с каждым шагом распаляясь все больше. Но пока я шел, я вдруг осознал, что нигде не видел моего учителя Кохои или его ружье. И стоило мне это вспомнить, как из кустов на берегу, у меня за спиной, раздался его голос:

— Я тебя убью.

Я повернулся на голос. Вот, сейчас он всадит мне в голову или в грудь заряд дроби. А Кохои нетвердой походкой выбрался из кустов — невооруженный, с облегчением заметил я.

— Почему ты хочешь меня убить? — спросил я.

— Потому что белый бразилец сказал, что ты нам мало платишь и еще что ты ему велел не платить нам за работу.

Мы говорили на языке пираха, хотя свою первую угрозу он произнес на ломаном португальском: « Эу мата босе » ‘Я убить тебя [18] Порт, ей ‘я’, matar ‘убивать’, voce ‘ты (вежл. разг.), вы’ (прим. пер.). ’.

Если бы я не понимал их язык, я бы тогда погиб. Я старался изо всех сил, чтобы Кохои хорошо понял, что я хочу сказать на его языке. Наши слова раздавались отрывистым стаккато из-за особого звука гортанной смычки, которого нет в английском. Я сказал:

— Xaoi xihiabaihiaba. Piitisi xihixoihiaaga ‘Чужак не платит. Водка дешевая’.

— Xumh! Xaoi bagiaikoi. Hiatiihi xogihiaba xaoi ‘Вот как! Чужак крадет у нас. Племя не хочет его’.

— Это бразилец не хочет вам платить, — продолжил я. — Он хочет только давать вам горькую воду. — Так пираха называют кашасу, бразильскую водку из сахарного тростника. — Потому что она ничего не стоит. А я ему сказал дать вам муки, патронов, сахара, молока и других припасов, но ему жалко.

Пираха не понимали, к чему клонит белый торговец, потому что почти не говорили на португальском. Только несколько человек в селении знали больше пяти-десяти слов и выражений. Ни один индеец не смог бы объясниться на португальском, кроме как при торговле.