Дэниел Эверетт - Не спи — кругом змеи! Быт и язык индейцев амазонских джунглей

— Что ты делаешь? Бежишь? Ты не веришь в Бога? Где твоя вера? Нам надо остаться и привести их ко Христу!

Час от часу не легче. Я и так уже был вымотан, не понимал, что делать, и волновался о будущем. Теперь, если что-то пойдет не так, кто-то из нас пострадает или еще хуже, я буду не прав еще и с моральной точки зрения. Но я знал, что выбора нет. Керен, а возможно, и Шеннон погибнут, если я не настою на своем и не увезу их отсюда. И, удивительным образом, я и сам был уже на пределе. У меня не было сил ухаживать за больными женой и дочерью в индейском селении.

Решение покинуть индейцев далось мне трудно по многим причинам. Путешествие в неизвестность грозило опасностями, все предстояло делать самому, а это нелегко и требует особой ответственности, а я и так был без сил. Я был уверен, что остальные миссионеры в нашем центре скажут, как и Керен, что я трус и вера моя нетверда. (Впрочем, выяснилось, что они и не думали меня осуждать, а всячески поддерживали и помогали.) И еще я знал, что самолет с запасами должен был прилететь в селение уже через неделю. На нем можно было доставить их в Порту-Велью. Но я думал, что если мы останемся, Керен может умереть. Если уехать сейчас, то риск будет меньше, чем если мы останемся ждать самолета. И на самом деле я просто не хотел ждать и с каждой бессонной ночью уставать все больше, пока наконец я не окажусь бессилен помочь ни себе самому, ни своей семье. Нужно было что-то делать сейчас.

Когда я поднимался к хижине, чтобы забрать Керен, ко мне подошел пожилой индеец по имени Абаги и спросил, не смогу ли я привезти из города спички, одеяла и что-то еще. Я сердито ответил: «Керен больна. Шеннон больна. Я не за покупками еду». Я хотел сказать «черт побери», но не знал, как это будет на пираха. «Я везу их в город, чтобы они приняли воду (то есть лекарство) и выздоровели».

Я рассердился на него, и, думаю, это было заметно. Вся моя семья в опасности, а пираха при этом думают только о себе? Я рывком запустил мотор лодки, и он стал раскручиваться. Каноэ закачалось из стороны в сторону — опасности начались, не.успели мы даже отплыть, ведь борта возвышались над водой всего сантиметров на восемь, а река в этом месте и в это время года была глубокая, метров Двадцать. Если по моей неопытности мы перевернемся, это будет катастрофа. Спасательных жилетов нет, а на руках у меня двое маленьких детей и два тяжелобольных пассажира. До берега они не доплывут, у реки мощное течение, а у меня не хватит рук помогать им в воде. Но выбора нет.

Ну что ж, Господи. Теперь я сам миссионер в беде, как в тех рассказах, которые вдохновили меня на это служение. Береги нас, Господи, подумал я.

Мы отчалили. Индейцы стали кричать нам: «Не забудьте про спички! И про одеяла! Привезите еще маниоковой муки! И мясных консервов!» — и так далее. Рокот двухтактного мотора заглушали вопли двух алых гокко, пролетевших у нас над головой по пути к своему гнезду и не обращавших на нас никакого внимания. Солнце сияло во всю мочь, уже стояла жара под тридцать, хотя еще и восьми часов утра не было.

Однако лодка развивала девять узлов, и поэтому нас обдувало ветерком. Керен и Шеннон раскраснелись на солнце. Примерно через час пути Кристин сказала, что хочет есть. Я остановил лодку и открыл банку персиков. Потом сказал Кристин помыть руки в реке и есть персики из банки прямо руками. Калеб последовал ее примеру. Кристин повернулась к Керен и спросила: «Мама, хочешь персик?» Неожиданно Керен резко села и ударила дочку по лицу, велела ей молчать и рухнула обратно. Кристин не заплакала, а только посмотрела на меня обиженно и недоуменно. «Мама болеет, солнышко, — сказал я. — Она не знает, что делает». Но Кристин все понимала, и Калеб тоже. Шеннон ничего не хотела, и поэтому мы доели персики втроем, и я разрешил детям выпить остатки сиропа из банки.

По обе стороны равнодушной зеленой полосой тянулись джунгли. Мы не встретили ни одной лодки. Вода стояла так высоко, что требовалось строго держаться русла, иначе можно было свернуть в ложную протоку и угодить в болото. К счастью, обычно основное течение хорошо просматривалось — но не всегда. Если берега внезапно расступались, образуя болотистую впадину или целую сеть проток вместо реки, я терялся.

Примерно через час Керен села и попросила воды. Я хотел налить ей, но она вырвала у меня флягу и чашку и стала лить воду себе на колени, держа чашку на вытянутой руке. Я попытался взять флягу назад со словами: «Дорогая, давай я налью. Ты же льешь мимо». Жена сердито посмотрела на меня, ответила: «Если бы не ты, все бы было хорошо», — и отпила воды из горлышка. Потом я напоил Шеннон, и Мы поплыли дальше.