Дэниел Эверетт - Не спи — кругом змеи! Быт и язык индейцев амазонских джунглей

Тогда, если рассуждать с позиции универсальной грамматики, в детстве вы приобрели параметр «нулевого подлежащего» ( «null-subject» parameter ), т. е. для вас подлежащее не является обязательным членом предложения. Поэтому в португальском языке предложение наподобие Saw me yesterday ‘Видел/видела/видели меня вчера’ будет грамматически правильным, а в английском — неправильным. Кроме того, в португальском языке глаголы содержат больше информации о характере подлежащего (по крайней мере, о числе и лице), чем в английском, и т. д. и т. п. Среди всех теорий о взаимоотношении грамматики и когниции эта научная традиция, бесспорно, была самой влиятельной.

Вторая строка символизирует научную традицию Сепира-Уорфа, рассматривающую взаимосвязи грамматики и когниции с позиции того, как грамматика, т. е. структура нашего языка, может влиять на наше мышление.

Имена, приходящие на ум в связи с третьей строкой, — Брент Берлин и Пол Кей. Оба они являются почетными профессорами Калифорнийского Университета в Беркли. Цель их работы — доказать, что классификация цветообозначений во всех культурах ограничена физической способностью человеческого мозга воспринимать тона, оттенки и относительную яркость цветов. Это нейропсихологическое ограничение приводит к ограничениям в классификациях цветов во всех культурах.

Четвертая строка представляет точку зрения лингвистических антропологов, таких как Грег Урбан (Пенсильванский Университет). В своей работе Урбан утверждает, что язык может интересным образом и почти незаметно влиять на культуру. В частности, один из его примеров посвящен сопоставлению того, как пассивные ( John was seen by Bill ‘Джон был увиден Биллом’) и активные ( Bill saw John ‘Билл увидел Джона’) залоговые конструкции влияют на концепт героя в различных обществах.

Согласно Урбану, в некоторых языках доля пассивных предложений или клауз в естественном устном и письменном дискурсе выше, чем доля предложений с активным залогом. В других языках, наоборот, активный залог в предложениях встречается чаще. Урбан утверждает, что при естественном преобладании пассивных конструкций герои повествований чаще и естественнее воспринимаются не как инициаторы действий, а как те, в отношении кого эти действия предпринимаются. Такие герои воспринимаются как люди более пассивные, чем герои в повествованиях, написанных на языках, в которых преобладает активный залог. В языке без пассивных конструкций мы встретим предложения вида The man killed the jaguar ‘Человек убил ягуара’ или The jaguar killed the man ‘Ягуар убил человека’, но не The man was killed by the jaguar ‘Человек был убит ягуаром’. Когда выполняется какое-либо действие, центральной фигурой является деятель.

С другой стороны, в языке, для которого более характерны пассивные конструкции, деятель в меньшей степени является основной фигурой повествования. Так, если мы сопоставим активные и пассивные конструкции, периодически встречающиеся в повествованиях, например The man killed the jaguar ‘Человек убил ягуара’ и The man was killed by the jaguar ‘Человек был убит ягуаром’ (или, что даже более вероятно для пассивных конструкций, The man was killed ‘Человек был убит’), мы быстро обнаружим: в пассивном залоге роль «человека» приуменьшается. Центральной фигурой повествования становится не субъект или деятель, а объект действия, в данном случае — ягуар. Подобные противопоставления могут работать рука об руку с культурой, порождая или героя, находящегося в центре повествования, или повествование, в котором деятель не слишком значим, находится не в центре повествования и, соответственно, не вполне героичен.

Поскольку в пираха пассивных конструкций нет, основные герои повествований, таких как рассказ о пантере, являются активными инициаторами действий. Они герои в большей степени, чем их аналоги в языках с преобладанием пассивного залога (я не даю примеров подобных языков, поскольку лишь передаю основную мысль теории Урбана простыми словами; на мой взгляд, примеры таких языков могут оказаться сложнее, чем принято считать в рамках этой теории). В любом случае это подчеркивает то, насколько важно одновременное изучение языка и культуры вместо изучения их по отдельности. Эта теория, как и моя работа (хотя они исходили из противоположных предпосылок и двигались навстречу друг другу), противоречит традициям как современной лингвистики, так и в значительной мере современной антропологии.

В пятой строке представлено изучение того, как культура может воздействовать на когницию. Отличный пример этого — язык пираха. Как было сказано выше, отсутствие в нем системы счета является Результатом культурных ограничений, однако этот побочный продукт культуры влияет на когнитивные способности пираха: взрослые, прожив всю жизнь в мире без чисел, почти не могут научиться считать.