Анатолий Луначарский - ОБ ИСКУССТВЕ. ТОМ 1 (Искусство на Западе)

И когда я сидел, размышляя, перед дивным мрамором неизвестного античного мастера, он вдруг стал изменяться в глазах моих.

Рос и мужал младенец на плечах сатира, серьезнее и печальнее становился его лик, и протягивал он чашу, чашу крови, чашу жертвы, чашу искупления. И веселый сатир, бьющий в звонкие медные тарелки, перестал улыбаться, согнулся под тяжестью выросшего Вакха.

Радость! Радость детства нерассуждающая, счастливая, невежественная! Ты не знаешь еще о страдании жизни, ты видишь счастье перед собой и не чуешь, какой тяжкой борьбой покупается прочное счастье. Возмужаешь и узнаешь, не в скорбь, не в суд и осуждение. Ибо, докончу легенду, Христос сказал Христофору: «Если меня перенес — все перенесешь». — Не в суд и в осуждение, а в упование достижения борьбой и трудом.

И менялся в глазах моих мрамор неизвестного великого мастера и становился подобным группе, виденной мной статуе могучего, колоссального слепого, несущего на плечах своих расслабленного зрячего. Видит зрячий, куда идти, но немощен; может слепой дойти до дальних пределов, но дороги не разбирает.

Не так ли нынче слепые могучие массы народные сильны дойти до пределов победы, но не видят дороги среди тьмы невежества? Не так ли нынче зрячий и разумеющий видит звезду путеводную, видит путь и врага — и немощен доползти до них.

И преобразился в глазах моих мрамор. И две фигуры — фигура бога, страдания искупляющего, знания просвещенного, и животной силой могучего, великолепного исполина — сливались в глазах моих в одну цельную, неразрывную, огромную, невыразимо прекрасную фигуру человечества, ищущего пути, с усилием грядущего к победе.

Надо было ясную радость языческого богоносца пополнить трудом, потом и страданием богоносца христианского, чтобы засияла в глазах наших эта грядущим ваятелем оставленная фигура цельного человечества, сквозь страдания несущего миру разум, чувство и смысл.

Город Пиза насчитывает еще и теперь около восьмидесяти тысяч жителей, имеет университет, служит административным центром богатой провинции. Тем не менее первое и господствующее впечатление от этого города — запустение.

Выходите с вокзала на площадь, окруженную дорогими и комфортабельными отелями, и посредине этой новейшей декорации видите жалкий официальный символ новой Италии — памятник Виктору Эммануилу. На пизанский истукан короля — galantuomo [33] Galantuomo (итал.)—честный человек (также: галантный мужчина). Прозвище, на которое претендовал король Виктор–Эммануэль II. нельзя смотреть без смеха. Невольно приходит в голову, что художник учинил издевку; пузатая коротконогая фигурка, бороденка колом, усы штопорами, носик пуговицей, и на самый нос нахлобучена каска с величественным плюмам. Какой–то ряженый карапуз. Таким произведением нскус–а почтила старая Пиза новую Италию.

Выходите на каменные набережные широкого здесь Арно, вас охватывает странная тишина, контраст между огромностью дворцов, величавостью перспектив и слабою жизнью, которая бьется теперь в исполинской каменной раковине, завещанной могучими предками слабым потомкам.

В маленькой церквушке Санта Мариа делла Спина проводник каким–то далеким голосом говорит о наводнениях, уровень которых отмечался здесь на мраморе, и о буйных боях, происходивших в седую старину на мостах Арно между удальцами правого и левого берегов, о богатырских потехах пизанской вольной молодежи, ушкуйников этого итальянского Новгорода.

Но дремлет в тиши широкий и мелкий Арно, и греется на солнце маленькая церковь, построенная словно из кружев и пены морской.

Идете дальше, глубже.

Вот и центр старой Пизы. Здесь тишина так полна, так глубока, что уже слышишь, как поет она ровным тоном, сливая голос свой в прекрасный аккорд с молчанием ясного неба, лаской горячего солнца, наивной песенкой зеленой травы, густо покрывшей великую площадь, и элегической задумчивостью трех белых великанов.

В этой тишине, насыщенной воспоминаниями, не странен наклон парадоксальной пизанской башни [34] Колокольня, «падающая» башня в Пизе, отклоняется в верхней части от вертикали на 4,8 м (высота башни •—54,5 м). . Как не наклониться ей под тяжестью многовековой думы, ей, свидетельнице отшумевшей славы, высокому стражу безмолвного кладбища великих дел и надежд?

Гордо кажет гармоничную и ветхую красоту свою многострадальный пизанский собор, бывший здесь, как и в других великих коммунах Италии, мощным сердцем республики, ее форумом, куда по зову вечевого колокола сходились и синьоры и пополаны обсуждать всегда критические дела свои. А рядом беломраморный купол Баптистерия [35] Баптистерий — помещение для крещения; в западноевропейских стра нах часто отдельное сооружение, круглое или многогранное в плане, завер шенное куполом. — просто купол, поставленный на зеленую землю.