Но настоящий писатель всегда построит свое произведение так, чтобы его тенденция (пусть глубоко скрытая) была обязательно почувствована зрителями, то есть чтобы зрители понимали, на чьей стороне находятся симпатии автора.
Лев Толстой считал, что «...как нельзя утаить в мешке шила, так нельзя в художественном произведении скрыть то, что составляет предмет любви автора»[42].
А. Н. Островский на этот счет высказывался также абсолютно уверенно: «...Идеалы должны быть определенны и ясны, чтобы в зрителях не оставалось сомнения, куда им обратить свои симпатии или антипатии»[43].
А так как симпатии или антипатии должны возникать по воле автора к одной из борющихся сторон, то поэтому уже в самом на чале пьесы писатель обязательно закладывает начало того конфликта, вокруг которого должна будет развиваться и расти борьба по ходу всей пьесы. Но конфликт может возникнуть только вокруг какого-то явления, события... Это событие не обязательно должно носить глобальный характер. Как мы уже видели, столь глубокое произведение, как «Горе от ума»,— произведение, отразившее целую эпоху российской жизни,— начинается с конфликта вокруг очень незначительного на первый взгляд случая — «Молчалин задержался в комнате Софьи более, чем следовало бы...». Но вернемся к «Бесприданнице».
Глава VII
ИСХОДНОЕ СОБЫТИЕ И УЧАСТВУЮЩИЕ В ЭТОМ СОБЫТИИ ХАРАКТЕРЫ
Пьесу «Бесприданница» начинают два человека, которые вовсе не являются главными действующими лицами пьесы. Но ведь такой писатель, как Островский, очевидно, не случайно начинает пьесу с забот буфетчика Гаврилы и слуги Ивана. Ведь не стал бы Островский выводить на сцену персонажи, которые заняты проблемами, совершенно не связанными с главной проблемой произведения.
Вот что писал Островский по поводу повести А. Ф. Писемского «Тюфяк»: «...Эта повесть истинно художественное произведение. Мы можем сказать это смело, потому что она удовлетворяет всем условиям художественности. Вы видите, что в основании произведения лежит глубокая мысль, и вместе с тем так ясно для вас, что зачалась она в голове автора не в отвлеченной форме, не в виде сентенции, а в живых образах, для первого взгляда, как будто случайно сошедшихся в одном интересе ... (Разрядка моя.— А. П.) Едва ли нужно повторять, что высказанное нами составляет единственное условие художественности»[44].
«Живые образы, сошедшиеся в одном интересе» — трудно точнее сформулировать основной закон всякой драмы! И уж коли авторство этого положения принадлежит Островскому, то вряд ли стоит предполагать, чтобы в своей писательской деятельности Островский отступил от самим же им открытой важнейшей теоретической закономерности.
Наверняка интересы начинающих пьесу персонажей Гаврилы и Ивана должны «сойтись в одном интересе» со всеми другими, более важными персонажами пьесы, чтобы мысль автора была выражена «не в виде сентенции...» Но как отыскать эти интересы живых сценических образов, через что выражаются эти интересы? Только через борьбу, только через конфликт, возникающий в результате какого-то совершившегося события. Следовательно, нам надо прежде всего отыскать событие, диктующее поведение и Гаврилы, и Ивана. Итак, чем же занят Гаврило? Знает ли он о приезде Паратова? Нет. Следовательно, пока это не событие для него. Знает ли он о готовящейся свадьбе Карандышева и Ларисы или о сегодняшнем обеде Карандышева? Ни он, ни Иван об этом не упоминают, да и никаких приготовлений к обеду Карандышева они делать не могут, так как (это выясняется в III акте) тетка Карандышева сама покупала продукты и наняла какого-то повара. Ивана же Карандышев приглашает «служить у стола» только в конце I акта.
Стало быть, ни готовящаяся свадьба, ни карандышевский обед не могут быть событием ни для Гаврилы, ни для Ивана. Давайте все-таки еще раз попристальнее взглянем на предлагаемые обстоятельства и на отношение к ним Гаврилы и Ивана.
Может быть, какое-нибудь из предлагаемых обстоятельств, кажущееся на первый взгляд не столь значительным, на самом деле и определяет поведение и Гаврилы, и Ивана.
Прежде всего, кто такой Гаврило? Островский в перечне действующих лиц пишет: «Гаврило — клубный буфетчик и содержатель кофейной на бульваре». Почему Островский указывает на то, что Гаврило клубный буфетчик? Ведь в пьесе ни разу он не действует как клубный буфетчик. Вообще слово «клуб» произносится в пьесе всего один раз: Кнуров, недовольный обедом у Карандышева, говорит: «Я, господа, в клуб обедать поеду, я не ел ничего».
Читать дальше