Николай Каролидес - 100 запрещенных книг - цензурная история мировой литературы. Книга 1

Члены Верховного суда, разделившиеся в вынесении решения (5 голосов против 4), поддержали решение апелляционного суда. Суд назначил дальнейшее разбирательство, чтобы определить основание мотивации школьного совета. Большинство полагалось на концепцию «право на знание — необходимое условие для полноценного осуществления свободы речи, прессы и политической свободы». Судья Бреннан, говоривший от лица большинства (включавшего судей Маршалла, Стивенса и Блэкмуна и, с оговорками, судью Уайта), постановил: «Местный школьный совет имеет широкие полномочия в управлении школьными делами, но эти полномочия должны осуществлятся в соответствии с непреложными императивами Первой поправки».

Наша Конституция не разрешает официального давления на идеи. Таким образом, изъятие [школьным советом] книг из школьной библиотеки нарушает права [студентов], данные Первой поправкой… Если [школьный совет] намеревался своим решением об изъятии книг закрыть [студентам] доступ к идеям, с которыми [школьный совет] несогласен и если это намерение было определяющим фактором в решении [школьного совета], тогда [школьный совет] проявил свое благоразумие в нарушении Конституции. Разрешить подобные действия официальным органам означало бы поддержать… официальную ортодоксию… (выделено в оригинале).

[Мы] считаем, что местные школьные советы не должны изымать книги из школьной библиотеки просто потому, что их не устраивают идеи, содержащиеся в этих книгах, и усматриваем в их запретах «предрассудки, ведущие к ортодоксальности в политике, патриотизме, религии и других вопросах»… Такие цели должны быть неизбежно осуждены в данном прецеденте.

Разойдясь во мнениях, Главный судья Берджер и судьи О`Коннор, Пауэлл и Ренквист выразили беспокойство по поводу роли Верховного суда в вынесении решений по местной цензуре: «Если мнение большинства становится законом, суд подходит к опасной черте и рискует стать «суперцензором» по библиотечным решениям школьных советов, а в Конституции не сказано, что судьи в большей степени, чем родители, учителя и местные школьные советы должны устанавливать меры морали и вульгарности, допустимые в школьных классах». Не желая становиться местными цензорами, консервативные судьи порекомендовали оставить эту задачу на усмотрение местных общественных норм.

Противостояние закончилось в августе 1982 года, когда школьный совет Айленд-Трис проголосовал (6 голосов против 1) вернуть девять книг на библиотечные полки без ограничений на выдачу, но с условием, что библиотекарь должен письменно известить родителей, что их ребенок берет книги, содержащие материалы, которые они могут посчитать оскорбительными. Вопрос о возвращении «Посредника» Бернарда Маламуда в программу совет отложил.

В 1989 году указ, вышедший в Тегеране, стал отвратительным напоминанием о религиозной цензуре. Многие увидели в нем призрак далекого прошлого — инквизиции и сожжения еретиков. Смертный приговор, вынесенный аятоллой Хомейни писателю Салману Рушди, и повсеместное запрещение романа Рушди «Сатанинские стихи» за богохульство — потрясающий пример феномена, старого, как мир и, в то же время — в связи с всплеском религиозного фундаментализма в настоящее время, — нового, как заголовки свежих газет.

Цензура существовала и существует в любом обществе для защиты господствующей морали и общественного порядка. Истоки книжной цензуры в западной культуре восходят к эпохе раннего христианства, когда церковь начала преследовать альтернативные взгляды как еретические. Во II веке церковный собор в Эфесе сжег языческие книги и запретил «Acta Pauli», историю святого Павла, а в V веке римский папа впервые выпустил список запрещенных книг.

Поток неавторизованных переводов Библии и религиозных трактатов, хлынувший после изобретения в 1450 году печатного станка в Европу, а также вспышка религиозного разномыслия во время протестантской Реформации побудили церковь расширить свои цензурные функции. В 1559 году папа Павел IV опубликовал первый «Index Librorum Prohibitorum» («Индекс запрещенных книг»). «Индекс», который иногда называли «Римским индексом», проводила в жизнь инквизиция. Его ограничения должны были соблюдать все католики, иначе говоря, большая часть населения континентальной Европы, — за этим следили государственные власти. В то же время аналогичные «Индексы» составлялись теологическими факультетами в Париже и в Лувене, а также испанской инквизицией.