Николай Каролидес - 100 запрещенных книг - цензурная история мировой литературы. Книга 1

Повстанцы появляются неожиданно. На ритуальном празднике — Дне Единогласия — имитирующем выборы, но с известным заранее исходом (каждый раз единогласно переизбирают Благодетеля), совершилась «величайшая в истории катастрофа»: тысячи рук проголосовали «против». Несколько дней спустя Д, ведомый 1-330, попадает за Зеленую Стену, в населенный покрытыми шерстью людьми, наполненный звуками, запахами и цветом мир. Его возлюбленная — один из лидеров подрывников (они называют себя Мефи), действующих внутри Единого Государства. Д берется помочь им захватить Интеграл. 1-330 приходится постоянно бороться с его закругленным еще мышлением:

— Это немыслимо! Это нелепо! Неужели тебе не ясно: то, что вы затеваете, — это революция?

— Да, революция! Почему же это нелепо?

— Нелепо — потому что революции не может быть. Потому что наша — это не ты, а я говорю — наша революция была последней. И больше никаких революций не может быть. Это известно всякому… […]

— Милый мой: ты — математик. Даже — больше: ты философ — от математики. Так вот: назови последнее число. […]

— Но, 1, — это же нелепо. Раз число чисел — бесконечно, какое же ты хочешь последнее?

— А какую же ты хочешь последнюю революцию? Последней — нет, революции — бесконечны. Последняя — это для детей: детей бесконечность пугает, а необходимо — чтобы дети спокойно спали по ночам…

Обеспокоенное Государство тем временем устраивает обыски, аресты и в спешном порядке объявляет массовую Великую Операцию по удалению фантазии. Захват Интеграла срывается — заговор был раскрыт. Д вызывают к Благодетелю, который пытается убедить его, что он был нужен Мефи только как строитель Интеграла. Всеми отвергнутый как предполагаемый доносчик и, в то же время, недонесший, Д наконец идет в Бюро Хранителей и рассказывает все, что ему известно о Мефи, но Хранитель оказывается одним из повстанцев…

И все же Д схватили и подвергли Великой Операции. Обновленный, не сомневающийся более ни в чем, Д-503 рассказывает Благодетелю все о «врагах счастья». 1-330 в его присутствии в Газовой комнате-каземате отказалась давать показания. Но Д не унывает — завтра Мефи поднимутся по ступеням машины Благодетеля, «потому что разум должен победить».

В 1921–1923 годы Замятин безуспешно пытался опубликовать недавно законченный роман в СССР. Публикация в пражском «журнале политики и культуры» «Воля России» (1927, № 2) романа «Мы» стала самой скандальной в истории этого основанного эсерами издания. Редакция (чтобы избавить автора от неприятностей) представила отрывки романа как обратный перевод с чешского и английского изданий. Публикация стала победной точкой в споре, поставленной журналом «относительно возможности существования неказенной литературы в Советской России» (А. М. Зверев).

1929 год, названный Сталиным «годом великого перелома», ознаменовался целым рядом репрессивных мер против «непролетарских» науки и искусства. В конце августа 1929 года началась кампания против Пильняка и Замятина, руководителей московского и ленинградского отделений Всероссийского союза писателей (ВСП). По мнению слависта Л. С. Флейшмана:

«…эта компания ввела и закрепила специфические формы всей будущей литературной жизни Советской России. Именно с нею была связана ликвидация литературно-художественных группировок и последняя замена их единым «союзом» писателей — неким аналогом «коллективизации» сельского хозяйства. […] Можно со всей категоричностью утверждать, что это была первая в истории русской культуры широко организованная кампания не против отдельных литераторов или текстов только, а против литературы в целом и ее автономного от государства существования».

Кампания была необычной по своей организации (на государственном уровне). Кроме того, впервые предлогом для осуждения писателей стала публикация их произведений за рубежом.

Начал кампанию статьей «Недопустимые явления» в «Литературной газете» (1929, № 19) Борис Волин. Издание произведений советских авторов в «белогвардейской прессе», по его словам, создавало «впечатление подлинного сотрудничества наших писателей с белой прессой». Пильняк, наученный историей с «Повестью непогашенной луны» (см.), сразу же отказался от берлинской публикации повести «Красное дерево». И тут же, на страницах «Литературной газеты» (1929, № 20), назвал имена нескольких писателей (в том числе М. Шолохова, Ю. Тынянова, К. Федина), чьи произведения вышли за границей. Редакционная статья в том же номере призывает к массовому покаянию: