Василий Щукин: Институт художественного образования РАО

И всё-таки это место сохранило органическую связь с живой историей отечественной литературы. Вокруг Страстной (Пушкинской) площади, неизменно ассоциировавшейся с Пушкиным и с комбинатом «Известия», появилось несколько важных редакций газет и журналов – «Московские новости», «Новое время», «Вопросы истории». Справа за выстроенном на месте Страстного монастыря кинотеатра «Россия» (ныне «Пушкинский») примостилось Агентство печати «Новости». Но самым важным оказался адрес редакции журнала «Новый мир» – Малый Путинковский переулок, дом 1/2. Здесь в шестидесятые годы прошлого века работали Александр Твардовский, Игорь Сац, Владимир Лакшин, сюда Солженицын принес свой рассказ «Один день Ивана Денисовича», которому суждено было сыграть ни с чем не сравнимую роль в формировании общественного мнения и в развитии литературы. В самой же литературе ХХ века наиболее продуктивным локусом оказался опекушинский памятник Пушкину, стоявший сначала в начале Тверского, а затем Страстного бульвара – место любовных свиданий и деловых встреч (например, в детективных романах), а также многочисленных историко-культурных и поэтических ассоциаций.

Район Маросейки и Покровки

Этот достаточно обширный топос, охватывающий северо-восточный сектор Белого города, между Мясницкой и Солянкой. Главной его осью является Маросейка и ее продолжение – Покровка. Но поэзия нашла себе прибежище не на этих улицах, а в прилегавших переулках, которые, причудливо извиваясь, карабкаясь по склонам Сретенского холма и стремительно сбегая к Москва-реке, Яузе или в овраги, где текли когда-то речки Рачка и Черногрязка. Родиной русского поэтического шеллингианства назвал это урочище первый его исследователь – Владимир Топоров (5, 74–75). Даже сейчас, когда первозданные красоты природы, казалось бы, совсем уступили достоинствам современной городской цивилизации, так что никто их уже не замечает, эта местность по-прежнему выглядит исключительно живописно. Затейливо переплетающиеся переулки со еще сохранившимися в них дворянскими особняками, внезапно открывающиеся виды на город, долины рек и остатки старых садов – всё это по-прежнему действует на воображение. Поэтическое урочище романтиков-шеллингианцев возникло благодаря тому, что их красота по воле судьбы совпала с фактом проживания или регулярного появления в этих местах выдающихся мыслителей и поэтов. «Этот локус возник не на голом месте: он связан с местожительством и местом встреч московских масонов, Новикова, Карамзина, Петрова, Дмитриева, И.П. Тургенева и его сыновей, Пушкиных», – замечает В.Н. Топоров (5, 76). И в самом деле: по некоторым сведениям, до 1782 года масоны собирались в церкви Архангела Гавриила (Меньшиковой башне). Один из них, генерал Иван Юшков, жил в великолепном дворце на углу Мясницкой и Юшкова переулка, построенном по проекту Василия Баженова. Масонский идеализм, строгость и напряженность нравственно-религиозного поиска передались и следующему поколению дворянской интеллигенции. Дочерью одного из Юшковых, тульского помещика, была мать братьев Киреевских, Авдотья Петровна, во втором браке Елагина. Именно второй муж А.П. Юшковой – Алексей Андреевич Елагин познакомился с философией Шеллинга благодаря участию в заграничном походе 1812–1814 годов. Их дом и известный литературный салон, где в сороковые годы XIX века собирались Чаадаев (еще один выдающийся шеллингианец), западники и славянофилы (в том числе братья Киреевские), находился за версту от описываемых мест, в конце Мясницкой, у Красных ворот. Чаадаев же жил чуть дальше на восток, на Новой Басманной.

В.Н. Топоров считает, что «ядром» этого урочища были два дома – городская усадьба Тютчевых, находившаяся на пересечении Армянского и Кривоколенного переулков (См. Примечание 4), и двухэтажный домик Дмитрия Веневитинова в двух шагах от Тютчевых, на «кривом колене», у слияния переулка с Мясницкой улицей (5, 75). Последний из упомянутых домов в самом деле является особо знаменательным локусом, но не потому что Пушкин читал в нем «Бориса Годунова» в начале 1827 года (об этом событии напоминает мемориальная доска), а потому что за четыре года до этого выдающегося события в нем собирались шеллингианцы – члены Общества любомудров (См. Примечание 5). Но ведь многие из любомудров – это чопорные «архивны юноши» из седьмой главы «Евгения Онегина», а архив Коллегии иностранных дел, в котором служили, находился на восточном конце того же самого «Маросейско-Покровского» урочища, в необыкновенно живописном месте – тоже на кривом колене, но уже Хохловского переулка (дом № 7), в его южной, нижней части, неподалеку от Ивановского монастыря, где в конце XVIII века в железной клетке сидела Салтычиха… Служить в архиве предпочитали те юноши, которых не привлекали ни суровая армейская служба и связанный с нею рыцарский кодекс чести, ни скучная карьера чиновника. И действительно, любомудры были людьми совершенно иного склада, чем их современники-декабристы – задумчивые, углублявшиеся в тайны природы и собственной души романтики не французского, а немецкого склада. И потому стоило бы считать Хохловский переулок вторым «ядром» этого замечательного урочища, тем более, что старинные палаты XVII века, в котором располагался не менее древний архив, во второй половине XIX века стали местом, где впервые увидели свет партитуры первого концерта для фортепьяно с оркестром Чайковского, «Лебединого озера» и «Щелкунчика». Там находилась типография Юргенсона, в которой печатались ноты.