Василий Щукин: Институт художественного образования РАО

Ко второй трети XIX века литературная мода на Марьину рощу стала достоянием прошлого. Образ этого урочища, не сентиментальный, а скорее «готический», связанный с темой Убогого дома и погребения неприкаянных мертвецов, перекочевал в низовую беллетристику. История скудельницы звучит в рассказах В.М. Котельницкого, который пересказывал материалы, собранные историком И.М. Снегиревым. А в 1834 году в Москве была анонимно напечатана историческая повесть «Танька, разбойница ростокинская…»; одна из ее глав, посвященная Убогому дому, называлась «Столица гробов вблизи» (6, 32).

Русская классическая литература косвенным образом запечатлела в своей истории другое обстоятельство, связанное с окрестностями московского «мертвого дома»: там пришел на свет и вырос Федор Михайлович Достоевский. Образов конкретных уголков Москвы в творчестве великого романиста почти нет. Единственным исключением является роман «Подросток», главный герой которого вспоминает «пансионишко Тушара», то есть Сушарда (Н.И. Драшусова) на Селезневке (опять «воровская» улица!), и свою мать, которая крестилась на Красную церковь напротив – то есть на церковь Николы в Новой Дмитровской слободе, существующую и поныне. И, кажется, никто еще не обратил внимание на то обстоятельство, что большая улица, ведущая к этому месту от Садового кольца и являющаяся продолжением Большой и Малой Дмитровки, называется Долгоруковская. По случайному стечению обстоятельств (См. Примечание 2) Аркадий и Макар Долгорукие носят фамилию, связанную с московским урочищем, которое по праву может считаться «достоевским».

Окрестности Страстной площади

В первой трети XIX века Страстная площадь и ее окрестности были одним из самых оживленных центров той особенной жизни, которую вела в то время московская аристократия и которую так замечательно описал Михаил Гершензон в книге «Грибоедовская Москва» (1914). Отсюда, с вершины Тверского холма уже был виден Кремль – этот корень и древнее, «вечное» ядро русской столицы. Здесь был расположен Московский английский клуб – единственное в тогдашней России (за исключением частных домов) неофициальное светское учреждение, устроенное для свободного общения благородного сословия (См. Примечание 3). Здесь начинался самый, как тогда считалось, красивый и благоустроенный бульвар – Тверской, и у москвичей побогаче и познатнее считалось признаком хорошего тона прогуливаться по нему в погожий день. И дом генерала-губернатора, и салон Зинаиды Волконской, и дом вельможи Ивана Яковлева, в котором родился и провел свои детские годы Александр Герцен, и дом Александра Осташевского с роскошным садом, украшенным гротами, каскадами и великолепными скульптурами – всё это находилось неподалеку отсюда, на Тверской улице или на Тверском бульваре. В начале Страстного бульвара, напротив монастыря (в доме № 6), в начале XIX века жил поэт Иван Дмитриев. Позднее там поселился Дмитрий Свербеев, содержавший знаменитый литературный салон, в котором в 1940 году встречались Гоголь и Лермонтов и в котором чуть позднее происходили словесные баталии западников и славянофилов. А на противоположной стороне бульвара стоял дом вдовы камергера Марии Ивановны Римской-Корсаковой (№ 3), у которой подолгу жил А.С. Грибоедов, описавший собиравшееся в этом доме общество – весьма специфическое, единственное в своем роде, так называемую «грибоедовскую Москву» Воспоминания о ней долгое время хранила русская литература в лице Пушкина, П.А. Вяземского, А.И. Герцена и в первую очередь Льва Толстого как автора «Войны и мира» (2, 62–106). Москвичи, совершая акт логического упрощения, называли это здание домом Фамусова, хотя наиболее вероятный прототип грибоедовского героя в нем никогда не жил, а только бывал. В конце тридцатых годов его снесли, а еще раньше, в 1927 году, рядом с ним по проекту Г. Бархина построили издательский комбинат «Известия» – один из шедевров русского конструктивизма.

Это урочище обрело новую жизнь в бурные годы революции, гражданской войны и раннего нэпа. Здесь, в длинном двухэтажном доме между Тверским бульваром и Большой Бронной, находилось знаменитое кафе «Стойло Пегаса», где собирались футуристы, имажинисты и ничевоки, где гремел Маяковский и дебоширил Есенин. Однако трудно сказать, думали ли они, что находятся в старом литературном урочище, в известном смысле родине «Горя от ума», «Евгения Онегина» и «Войны и мира». В тридцатые годы кафе закрыли, устроили там пивную, а при Хрущеве – вполне «трезвое» и совершенно безликое кафе «Молочное». В начале семидесятых снесли длинный дом с кафе, а на его месте остался только травяной газон. На стене сохранившегося дома, первого по правой стороне Тверского бульвара, долгое время качался огромный маятник устроенных там электрических часов, напоминавший о неумолимом течении времени и древней поговорке – «кануть в Лету»…