Георг Лукач - Проблемы теории романа

Затем т. Лукач совершенно игнорирует то, что есть в романе прогрессивного по сравнению с художественной литературой прошлого. Этот прогрессивный момент прежде всего более сознательная постановка познавательных задач искусства. Связь развития реалистического романа с буржуазным просветительством, связь развития романа с развитием историзма в данной статье отсутствует. Я думаю, что это игнорирование чисто конструктивное, так как в отдельных местах о ней есть упоминание. Но этого мало, так как связь буржуазного романа с ростом буржуазного историзма-очень большой шаг вперед, сделанный буржуазией. Например роль Вальтера-Скотта в формировании буржуазного историзма, роль Бальзака, в романах которого, а не в сочинениях историков, буржуазный историзм достиг может быть своей высшей точки, высшего этапа перед историческим материализмом — это все игнорируется в статье.

Не говорится и о демократизации искусства, связанном с буржуазным романом. Конечно, тот факт, что в докапиталистическом искусстве героями были только цари и вельможи, нельзя объяснить исключительно сословном иерархией. Но все-таки во всем искусстве до XVIII в. это явление есть (я не говорю о народном творчестве). Несмотря на "богоравного свинопаса", эта иерархия есть уже у Гомера. До XVIII века, или до Сервантеса, словом, до буржуазного романа художник относится серьезно, как к полноценному человеку, только к царям и к героям. Поэтому надо сильнее подчеркнуть революционное значение гениального романа Ричардсона "Кларисса", сыгравшего огромную роль в подготовке якобинских кадров. Ведь не даром же Ричардсон был любимым романистом всей революционной буржуазии, начиная с Дидро.

Тов. К о в а л е н к о считает [2] Выступление печатается в виде отчета, так как т. Коваленко не имел возможности проверить стенограмму. , что т. Лукач предложил последовательную и логически продуманную концепцию развития романа и соответственно развитию теории романа выступления не должны были поэтому исчерпываться критикой отдельных пунктов, а оценивать правильность концепции в целом.

Порочность возражений т. Мирского заключалась в их бесперспективности: они касались только частностей. Бесполезны такого рода прения, когда речь идет о первой работе, пытающейся последовательно по-марксистски поставить проблему теории романа в ее конкретном историческом развитии и подойти к вопросу о том, что можно взять из этой теории для литературы социалистического реализма.

Все ли частные случаи истории романа охвачены докладом т. Лукача? Конечно, не все Он сам оговорился в своем вступительном слове, что ставит себе цель выяснить основные черты проблемы. Поэтому т. Шиллеру легко было перечислить много "гибридных" форм романа, о которых ничего не сказано в докладе т. Лукача. Но важно было из этих разновидностей выбрать ведущие, определяющие линию развития. Тов. Лукач это сделал и его концепцию пока не оспорили даже наиболее активные оппоненты.

Следовало бы шире развернуть заключительную часть работы, в которой т. Лукач ставит в связь свое понимание теории романа с проблемой социалистического реализма.

Совершенно по другому, чем для буржуазной литературы, ставится у нас вопрос об эпосе. Наш эпический жанр не похож не только на буржуазные, попытки создать эпос, но и будет существенно отличаться от классического античного эпоса. Достаточно сопоставить особенности наиболее яркого эпического явления в нашем искусстве — кинофильма "Чапаев" — с особенностями классического эпоса, чтобы ощутить разницу в старом и новом содержании этого термина.

На примере ряда советских романов т. Коваленко показывает, что развитие нашего романа идет именно но линии снятия противоречия между общественной жизнью и личной жизнью героя, между личными жизненными побуждениями и задачами, которые ставит классовая борьба перед отдельными членами класса. В частности он отмечает, что линия эта проявляется во все более удачном изображении в нашем романе положительного героя.

Т. Ф о х т. Прежде всего необходимо отметить, что проблема т. Лукачем поставлена широко и доклад может вызвать плодотворный обмен мнений; это чрезвычайно выгодно отличает его от работ, характерных для недавно получившего в нашем литературоведении известное распространение уклона в комментаторство. Однако эта широта постановки проблемы, мне кажется, таит в себе и некоторые рискованные моменты.

По существу данный доклад можно рассматривать с двух точек зрения. Можно рассматривать его так, как он построен (не назван, а именно построен) — в плане того конкретного содержания, какое предложено нашему вниманию. Я думаю, что содержание его свелось бы к тому (и тут выступает отрицательная сторона этой работы), что роман по существу отожествляется вообще с эпическим родом в эпоху капитализма и даже еще шире — с буржуазной литературой в целом. Если заменить слово "роман" словами "буржуазная литература", то все положения, высказанные в докладе, будут приемлемыми. Это, с одной стороны, говорит о широкой постановке проблемы, о большой перспективе; но, с другой стороны, это говорит о том, что специфика проблемы жанра романа как частного вида эпического рода, как частной формы, хотя бы и очень существенной, главенствующей в буржуазной литературе, осталась как-то в тени. Мне думается, что основной тезис доклада в общем правилен. Этот тезис — о деградирующей личности и романе или, скажем, буржуазной литературе не является открытием т. Лукача, а взят им у Гегеля и у Маркса, докладчик только напомнил нам эти мысли; однако и то, что он их напомнил, надо признать делом очень большой важности, учитывая конкретное положение в литературоведении в последние годы.