Георг Лукач - Гете и Шиллер в их переписке

Вспомним хотя бы "Вильгельма Мейстера" Гете и разбор этого произведения Шиллером в его письмах.

Это возвышение над романтизмом не было, однако полным как оно не могло быть полным и у позднейших великих писателей этого периода. Особенно в драмах Шиллера подобное преодоление удается великому немецкому поэту очень редко. Так, "Мессинская невеста" несмотря на все попытки Шиллера ввести в нее античную необходимость, остается, только первой так называемой "драмой рока". "Орлеанская дева" также содержит, романтическое разложение единства драматической формы благодаря увлечению колоритом эпохи введению лирики чудес и тому подобных элементов позднейшей романтической драмы от Тика до Виктора Гюго.

При всем том превращение романтических элементов в однажды снятый момент художественного творчества остается основным направлением теории и практики Гете и Шиллера. И это направление определяет, в основном их теоретическую позицию по отношению ко всем вопросам, возникшим перед художественной литературой в связи с вторжением в нее романтических мотивов и преодолением их, в связи с признанием, новейшей буржуазной жизни в качестве материала и формообразующего момента в искусстве [2] То, что Гете в старости резко отрицательно относится к романтизму, не имеет прямого отношения к нашей проблеме. Гете отвергал немецкую романтику, ставшую реакционной и погрузившуюся в обскурантизм, но он всегда живейшим образом интересовался Вальтер Скоттом, Виктором Гюго, Манцони и др. .

Поэтические устремления Гете и Шиллера, так же как их идейная борьба за чистоту литературной формы, развиваются, таким образом, по двум направлениям. Их исходным пунктом является, с одной стороны, то положение, что новое искусство, по самой сути дела, благодаря своему историческому положению должно быть не-совершенным и проблематичным. Наиболее значительные сочинения Гете и Шиллера, в которых они выразили свою философию искусства ("Собиратель и его присные Гете, "О наивной и сентиментальной поэзии" Шиллера), дают теоретическое обоснование этого положения. В письме к Шиллеру Гете комментирует свое вышеуказанное сочинение следующим образом:

"Все новые художники относятся к классу несовершенного и, вследствие то-го, в большей или меньшей мере попадают в отдельные рубрики [3] Гете пытается в своей статье систематизировать типичные виды несовершенства современных художников. Приводимые и иже наименования обозначают "рубрики" этой системы. … Когда Микель Анджело определяют как художника фантазера, Корреджо-как художника волнистых линий, а Рафаэля — как художника; изображающего характеры то в таких рубриках есть неизмеримая глубина, поскольку этих замечательных людей рассматривают в их ограниченности и все же признают их королями или высшими представителями целых родов".

В признании слабости нового искусства Гете идет еще дальше, чем Шиллер. Он усматривает проблематичность художественного творчества уже в искусстве эпохи Возрождения, в то время как Шиллер считает, например, Шекспира "наивным" художником, то есть стилистически соответствующим и равноценным греческому искусству.

С другой стороны, Шиллер и Гете отнюдь не рассматривают античность как принципиально недостижимый образец, а совершенство античного искусства, как нечто невозможное для современного художника a priori. Напротив, с их точки зрения изучения античности, открытие законов классического искусства и применение их современным художником должно помочь ему при помощи правильного понимания формы преодолеть эстетическое бессилие новейшего времени.

Здесь ясно выступает идеалистический характер всей этой теории искусства. По временам Гете и Шиллер высказывают чрезвычайно глубокое понимание связи между общественным развитием их времени и проблематикой современного искусства. Социальная определенность задач искусства и проистекающая отсюда определенность художественной формы играют в их теории большую роль, но в силу своей идеалистической исходной посылки они не могут сделать отсюда правильные общие выводы. Гете и Шиллер выходят из затруднения при помощи идеалистической утопии, они утешают себя иллюзией, что болезни, проистекающие из общественного бытия, можно излечить при помощи развитая художественного самосознания. Короче говоря, они надеются преодолеть проблематичность искусства буржуазной эпохи не со стороны содержания, а со стороны формы.