Георг Лукач: Художник и критик

Критик, стоящий на последовательно «социологической» точке зрения, судит только о политическом содержании, проходя мимо содержания художественного. Такое отождествление политического замысла с литературным значением ставило немало помех развитию революционно-демократической и революционно-пролетарской литератур в период империализма, препятствуя углублению художественного и идейного мировоззрения писателей, создавая сектантское самодовольство, позволяя оправдывать добрым намерением автора произведения, очень низкие по художественным и идейным качествам.

Иногда, на той же почве, складываются различные варианты двойственного «метода», отделяющего эстетику от содержания. Так образуются схемы-оценки, вроде следующих: «правда, аполитично (или: правда, политически реакционно), но какое мастерство!», «с художественной стороны слабо, но содержание и замысел дают этому произведению высокую значительность». Это облегчает превращение критика в специалиста по улавливанию конъюнктуры, готового в любой момент похвалить или поругать любое произведение. Реакционные воззрения, заключенные в эстетическую форму, ускользают от такого критика; перед любой декадентской модой он капитулирует. И, как необходимое следствие, он не поймет истинной ценности подлинно художественных произведший, потому что в них нет этого «интересного», «передового» разрыва между содержанием и литературной формой. Попытки отдельных последовательно думающих буржуазных теоретиков разобраться в отношениях между coдержанием и формой приводят теперь только к эклектике: они, иногда остроумие, связывают технические трюки модных литераторов с парадоксами модных философов и преходящие «новинки» литературной техники возводят в ранг основных принципов искусства.

Мы подошли к главному греху современной буржуазной критики: она неисторична. И все равно — открыто ли исповедует тот или иной теоретик антиисторизм, или сочиняет псевдоисторические схемы. Все они одинаково понимают роль критики, которая называется «передовой», и одинаково переоценивают новизну в искусстве.

Борьба между новым и старым — главный момент диалектического движения действительности. Анализ этой борьбы, умение определить существенные черты возникающего нового явления составляет главную задачу всякой, следовательно и литературной, науки. Но распознать действительно новые и прогрессивные явления можно, только изучая движение и его основные тенденции в целом; действительность непосредственно представляется переплетением различнейших явлений и тенденций, и подлинно новое далеко не всегда выделяется само своими яркими, отличительными чертами.

Предвоенные социал-демократические ревизионисты претендовали на то, что они вносят «новизну» в «устарелый» марксизм; на самом деле защитники «старого» марксизма отстаивали живые и прогрессивные принципы против неокантианского, махистского (или, у синдикалистов, прагматически-бергсонианского) хлама. Для «теоретиков» бухаринского типа империализм с его монополиями был «совершенно новой» общественной формацией, противоположной капитализму с его конкуренцией и экономическим хаосом. Подлинная же новизна была внесена в марксизм Лениным: на основе «старых» «положений марксизма, он исследовал новые экономические, политические и культурные моменты в капитализме, указал, что все старые пороки буржуазного строя еще усугубляются в период империализма и выяснил, какие новые задачи стоят теперь перед рабочим движением, перед национально-освободительной и пролетарской революцией. Мы видим теперь, что «возвращение» народного фронта к «старым» традициям демократических революций было необходимой предпосылкой для того, чтобы в народных движениях Испании и Китая сложилась «демократия особого рода»; и наоборот, те «новые» аргументы, посредством которых доказывалось, что все принципы демократических революций надо отбросить как устарелые, оказались идеологической поддержкой самой черной реакции.

Только конкретно-исторический подход позволяет правильно установить, что в современном искусстве действительно хорошо и ново. Но именно исторической конкретности нет ни в академическом буржуазном литературоведении, ни в «передовой» критике. Академизм отрицает народность классиков и, догматически провозглашая вечными эстетическими законами их мнимый «консерватизм», «способность стать выше общества» и т. д., пользуется классической литературой против всякого художественного прогресса, Поэтому протест против такой карикатуры на классиков совершенно законен. Но принципы «передовых» литераторов не лучше, чем методы их противников. Разница в том, что академисты поклоняются мумифицированным классикам, а «передовые» готовы пасть на колени перед всем, что «ново». Одни не хотят знать ни настоящего, ни будущего в искусстве, другие отрицают все прошлое, чуть не каждый день провозглашают «новый этап», «переворот в литературе», причем достаточным поводом для этого служат какие-нибудь мелкие стилистические новшества.