Георг Лукач - Рассказ или описание

Маркс ставил этот вопрос совершенно иначе. Проанализировав возникновение гомеровского эпоса, он говорит:

"Однако трудность заключается не в том, чтобы понять, что греческое искусство и эпос связаны известными формами общественного развития. Трудность состоит в понимании того, что они еще продолжают доставлять нам художественное наслаждение и в известном смысле сохраняют значение нормы и недосягаемого образца [3] К а р л Маркс. Собр. соч., т. XII, ч. I, стр. 203. ".

Само собою разумеется, что это указание Маркса относится также и к тем случаям, когда эстетика выносит отрицательное суждение о том или ином произведении. Эстетическую оценку в обоих случаях нельзя механически отделять от исторической. Творения Гомера — подлинный эпос, произведения Камоэнса, Мильтона, Вольтера и др. не являются подлинным эпосом-это суждение одновременно и эстетическое, и социально историческое. Не существует никакого "мастерства", независимого и оторванного от общественно-исторических предпосылок, неблагоприятных для богатого, всеобъемлющего, многостороннего и живого художественного отображения объективной действительности. Неблагоприятные социальные предпосылки и условия творчества должны неизбежно исказить существенные формы художественного изображения.

Так обстоит дело и в приведенном нами случае.

От Флобера осталась чрезвычайно интересная самокритика его "Сентиментального воспитания". Вот, что он говорит в ней о своем произведении.

"Оно слишком правдиво, с эстетической точки зрения ему недостает ложной перспективы. Так как план был хорошо продуман, он вообще исчез. Каждое произведение искусства должно иметь какую-то наивысшую точку, вершину, должно образовать пирамиду, или свет должен быть сосредоточен в одной точке шара. В жизни ничего этого нет. Но искусство — это не природа. Но не беда, — я думаю, что никто еще не зашел в честности изображения дальше меня".

Это признание, как и все высказывания Флобера, беспощадно правдиво. Флобер правильно характеризует композицию своего романа. Прав он и тогда, когда подчеркивает художественную необходимость кульминационных пунктов. Но прав ли он, говоря, что его роман "слишком правдив"? И разве кульминационные пункты существуют только в искусстве?

Конечно, нет. Это исключительно честное признание Флобера важно для нас не только, как самокритика его значительного романа, но в первую очередь — как разоблачение его 'глубоко ложной концепции действительности, объективного бытия общества, соотношения между природой и искусством. Мнение его о том, что кульминационные пункты существуют только в искусстве, что они создаются художником и от воли художника зависит создать их в своем произведении или нет, — чисто субъективный предрассудок, возникший из поверхностного, внешнего наблюдения над симптомами буржуазной жизни, над внешними проявлениями жизни буржуазного общества — наблюдения, оторванного от движущих сил общественного развития, которые непрестанно воздействуют даже на поверхностный слой жизни. При таком абстрагированном и абстрактном способе наблюдения жизнь представляется равномерно текущим потоком, скучной, ровной, аморфной плоскостью. Правда, это единообразие временами нарушается "внезапными" катастрофами.

В действительности же — конечно, и в капиталистической действительности — эти "внезапные" катастрофы подготовляются очень издалека. Они не являются полной противоположностью спокойному течению жизни "на поверхности". К ним приводит сложное, неравномерное развитие. И это развитие объективно расчленяет, казалось бы, гладкую поверхность флоберовского шара. Правда, художник должен освещать важнейшие точки этого членения, но представлять себе, что без художника такое членение вообще не существует, — чистый предрассудок.

Совсем иначе смотрит на действительность наука буржуазии второй половины XIX века, ставшая апологетом буржуазия.

Флобер и Золя по своим субъективным воззрениям и творческим намерениям отнюдь не являются апологетами капитализма. Но они — дети своего времени, и на их [мировоззрения оказали очень сильное влияние его воззрения и предрассудки. Особенно это можно сказать о Золя: предрассудки буржуазной социологии оказали решающее влияние на концепцию его произведений. Поэтому у Золя жизнь развивается почти совершенно нерасчлененно, аморфно, пока она, по его представлению, идет в социальном отношении "нормально". Тогда и все жизненные проявления людей являются нормальными продуктами социальной среды. Но кроме того действуют совсем другие, иные по своему происхождению силы, как, например, наследственность, с фаталистической закономерностью сказывающаяся в мышлении и восприятии людей и вызывающая катастрофы, которые нарушают нормальное течение жизни. Вспомним хотя бы наследственный алкоголизм Этьена Лантье в "Жерминале", вызывающий ряд катастроф, не стоящих ни в какой органической связи со всем характером Этьена. Золя и не пытается установить такую связь. Так же обстоит дело и с катастрофой, вызванной сыном Саккара в "Деньгах", и Др. Повсюду нормальной закономерности среды противопоставляются не связанные с ней и уничтожающие ее катастрофы, обусловленные наследственностью.