Эдуард Паркер: Татары. История возникновения великого народа

Как раз в это время китайский император готовился совершить поездку по своей империи. Кроме того, он был поглощен присоединением к Китаю двух государств, которые теперь входят в состав Китая под названиями Кантон и Фучжоу. По этим причинам он не уделял достаточно внимания северным соседям. Три года спустя, когда два этих прибрежных южных государства покорились империи, император выступил в поход, дошел до Алашаньского хребта и произвел смотр 150-тысячной кавалерии. Войско должно было придать вес дипломатическим переговорам, которые намеревался инициировать император. Подобно тому как впоследствии римские послы, направленные к Аттиле, а также Рубрук на пути в Каракорум, китайский посол, отправленный для ведения переговоров, отказался обсуждать с мелкими чиновниками цель своей миссии, потребовав присутствия самого шаньюя, – переговоры должны были проходить близ Улан-Батора или Каракорума. Здесь посол принялся восхвалять доблесть китайских войск, одержавших убедительную победу на юге, и призвал татарского монарха выступить в поход и сразиться с китайским императором, поджидавшим его на границе. В ответ шаньюй заключил посла под стражу и велел обезглавить придворного, сообщившего о прибытии китайского посланника. Позднее китайского посла направили на унизительные работы в окрестностях озера Байкал. Шаньюй не рискнул отправиться на юг через пустыню: вместо этого он предпочел дать отдых войску и лошадям и подождать более благоприятного момента. Тем временем он направил искушенных в дипломатии придворных к китайскому императору, чтобы потянуть время. Китайцы, со своей стороны, также отправили в Татарию своих шпионов под личиной дипломатов, они должны были сообщать об обстановке в Татарии. Этим послам позволено было войти в шатер шаньюя только после того, как они, согласно местному этикету, зачернили лица и оставили у входа свои посольские жезлы. (Здесь прослеживается аналогия с процедурой «очищения огнем», через которую пришлось пройти Зимарху, послу Юстиниана II, прежде чем ему позволили войти в шатер тюркского кагана Истеми-хана, или Дизавула.) Между тем энергичный император Уди отправился с завоевательным походом на Корею, и внимание его всецело было поглощено этими интригами, которые в конце концов привели к упомянутой выше войне с Кокандом. Теперь китайские форпосты располагались уже близ современного хребта Тарбагатай (который принадлежал хунну), а также вдоль северных и южных дорог в Кашгар и Ярканд. Китайцы направили в Татарию еще одного посла – он должен был выяснить, намерен ли шаньюй выполнить свое обещание и официально объявить себя вассалом. Этот посол, однако, вынужден был проводить переговоры рядом с шатром шаньюя из-за несоблюдения предписанного этикета. Шаньюй готов был принять дары – принцесс, шелк и прочее, но не согласился отправить к китайскому императору заложников в качестве гарантии соблюдения мирного договора. Подобно Аттиле в Европе, шаньюй заявил, что желает вести переговоры лишь с посланниками самого высокого ранга. Он также заявил, что собирается придерживаться политики возмездия за нанесенные оскорбления: короче говоря, «do ut des» [2]и «око за око» – это были единственные условия, на которых шаньюй соглашался строить отношения. В то же время он щедро расточал ничего не стоящие ему любезности и выражал горячее желание встретиться с императором лицом к лицу и заключить с ним союз. Однако вместе с этим он на всякий случай удерживал при себе китайских послов, которые до некоторой степени гарантировали его личную безопасность, а также совершал набеги на китайскую границу всякий раз, когда представлялась благоприятная возможность.

После десятилетнего правления, в 105 году до н. э., умер шаньюй Увэй, к власти пришел его сын Ушилу по прозвищу «юный шаньюй» – довольно кровожадный юноша. По всей видимости, именно в это время хунну утратили власть над тунгусской частью своих владений и сосредоточили свое внимание на двух основных территориях – восточной, доходящей до китайской границы в современном Датуне (провинция Шаньси), и западной, смыкавшейся с Китаем на стыке важнейших путей к востоку от Лобнора. Таким образом, дороги из Харашара и Хотана в Кашгар контролировались китайцами, а хунну пользовались дорогами вдоль Каракорума и Кобдо. В правление «юного шаньюя» разгорелась уже упомянутая война с Кокандом. Однако разразившаяся снежная буря, уничтожившая большую часть поголовья скота хунну, помешала им нанести Китаю сколько-нибудь серьезный урон. Пограничная война не стихала. Китайские войска с боем проложили себе дорогу к рекам Тола и Орхон, а кочевники не сумели оказать достойный отпор китайским форпостам к северу от излучины Желтой реки и плато Ордос. Спустя три года Ушилу умер. Поскольку сын его был еще слишком мал, чтобы управлять государством, на трон взошел его дядя Гюйлиху, брат Увэя. Китайцы стремились сохранить линию форпостов к северу от реки Керулон, поэтому на всем протяжении этой линии то и дело происходили вооруженные стычки, которые, впрочем, не принесли хунну удовлетворительных результатов. Гюйлиху решил атаковать победоносную китайскую армию в тот момент, когда она будет возвращаться домой после блестящей победы в Коканде. Но благоприятная возможность так и не представилась. Гюйлиху заболел и в следующем году (101 год до н. э.) умер. На смену ему пришел младший брат Цзюйдихэу. Успешные военные действия в Коканде настолько укрепили престиж Китая, что император стал подумывать о том, чтобы раз и навсегда сокрушить государство хунну. С другой стороны, хунну, сознавая шаткость своего положения, изменили характер общения с Китаем, их политика стала более миролюбивой. Шаньюй готов был довольствоваться второстепенным политическим статусом «сына» или «зятя» императора, а китайские послы, наотрез отказавшиеся принять татарское подданство или поступить на службу к шаньюю, были отосланы в Китай. Для переговоров к шаньюю был направлен прославленный Су У, однако, несмотря на преподнесенные ему богатые дары, татарский монарх вел себя надменно. Су У, чье имя служило для послов синонимом верности, был заключен под стражу и отправлен в окрестности озера Байкал, чтобы присматривать там за многочисленными стадами. Однако политическая добродетель не защитила Су У от чар татарских девиц – он возвратился в Китай с женой и целым выводком детей.