Вениамин Фильштинский - Открытая педагогика

Светлана П. Эту девушку мы долго держали, что называется, «на мушке», пытались из нее что-то «вытащить». Но что выжмешь из человека, который начинает сочинение эпиграфом: «Я думаю о вас ночами. И днями думаю о вас. И вырастает за плечами Подобье крыльев каждый раз». А кончается сочинение так: «И наша нежность, наша дружба сильнее страсти, больше, чем любовь».

Однако были не только поверхностные работы. Очень часто сквозь общие фразы, поверхностность, литературность прорывались сильные чувства.

Игорь К.: «И я разозлился на всех: на Катю, на брата Олега, на художников, на Зарецкого. Я ненавидел их в эту минуту. И мне стало так жалко себя, что я заскулил, выплескивая накопившуюся во мне тоску, завсхлипывал и, наконец, не выдержал, завыл в полный голос, поднялся с кровати и поволочился в ванную. Как там это делается — набирают воду, кажется, берут лезвие…. Я представил себя лежащим в полной ванне. Бр-р-р! И тут я вспомнил о родителях. Да нет же! Я никогда не сделаю этого. Я люблю их и никогда не сделаю этого. Я люблю их и не могу принести им такого горя. И все еще люблю Катю и не сделаю так, чтобы она обвиняла себя. Я люблю Илью. И художников своих тоже люблю. Я всех их люблю. Господи! Ты обрек меня любить. Ты дал мне дар — или, может, несчастье — любить этих людей. Я не хочу, чтобы им было больно. Спаси же нас, Господи!»

Ксения Р. Ее сочинение написано интересно, с чувством. В нем, например, есть образ отца: «Я сама знаю, что мне нужно, чтобы уснуть. Папа, дай мне свою руку. Нет, не так, ладонью вверх. Вот теперь я положу ее под щеку и усну».

Миша Т.: «Очень сложно писать о любви. Казалось бы, самое теплое, родное состояние, а вот написать об этом сложно. Понял, что говорить об этом можно только одному человеку. Тому, кого ты любишь. Это какие-то очень интимные слова. Слова, которые показались бы, наверное, очень смешными, нелепыми на бумаге. Многих людей люблю. Люблю свою девушку безумно. Просто за то, что она есть. За то, что встретил ее однажды… За бесконечные ссоры, за слезы, за молчание в телефонной трубке, за ее глупые вопросы, за то, что ей постоянно не везет. Люблю свою маму. Наверное, самый близкий человек мне — это она. Люблю за то, что ждет. Когда меня но ночам не бывает дома, она сидит и ждет, спать не ложится. Вот так. А мне уже 20 лет! Люблю за то, что она все знает про меня, про друзей моих. Я ей об этом не говорю, но она знает. Во сне, что ли, видит… люблю свою маленькую сестру. За слезы, сопли, слюни, за то, что до сих пор писает в штаны, и никакие угрозы не помогают. Люблю за то, что она самый естественный, добрый и безобидный человек на земле…».

Ольга Р.: «Был у меня человек, которого я очень любила. Он был для меня самым умным, самым красивым, самым великодушным, самым мужественным. Звали его Саша… И вот мой Саша стал колоться. Новое увлечение захватило его всерьез. Мне было страшно, а ему интересно. Наркотики уводили его все дальше от меня, в другой мир. Когда первая эйфория прошла, Саша понял и сам, что дело приняло серьезный оборот. Вот тут-то по-настоящему стала нужна ему я. Я забыла все на свете, родителей, работу, себя. Я жила только им, только его болью. Я сторожила его сон, когда ему удавалось заснуть, я его убаюкивала, как дитя, когда ему было плохо, придумывала и рассказывала ему о нашем чудесном будущем, о том, что скоро наступит весна, но это не помогало. Все шло по-старому. Я разыскивала его по притонам, вытаскивала из РОВД. Я превратилась в надежного, преданного, как собака, друга. Но Саша устал бороться и искал смерти. Мне несколько раз удавалось убедить его не делать этого. А потом он мне предложил вместе покончить жизнь самоубийством. Я не хотела умирать, потому что молода, во мне еще много жизни и сил… Я отказалась. Было ли это предательством — не знаю…».

Какой драматизм! И какая хорошая память на жизненный опыт…

Катя Р.: «Рано. Восходит солнце, пустой пляж, и мы с папой во весь дух бежим по воде вдоль моря. А еще мы плавали вдвоем очень далеко за буек, и я держалась за его плечи и болтала ногами, а он плыл часами неутомимо, как кит… много всего было…».

Катя — девочка с поэтическим внутренним миром. И умная, и одаренная… Увы! Лицо и фигура подкачали.

Но вот начинается…

Мизансцена меняется. Дело переносится уже на Малую сцену. И комиссия увеличивается.

Рекомендуя абитуриента на третий тур — пропускать или не пропускать, — чью-то судьбу решаем сразу после десятки, а относительно кого-то тянем до последней минуты, давая себе еще одну возможность подумать, оставляем фамилию в своих списках «до конца дня». Колебания, колебания…