Однако, как впоследствии отмечали некоторые критики, эти «закономерности» или законы не получили подробного рассмотрения в философской преамбуле к книге, и Милюков не оставил никакого намека на их содержание, последовательно избегая во всем тексте разработки проблемы соотношения между «материальным базисом» и «духовной надстройкой» в русской истории. Он объяснил (много лет спустя) такой подход своим неприятием и идеализма (он оставался монистом), и «философского материализма» (читай марксизма: «Философский материализм это одна из наихудших форм монизма»). Выбрал же он некую разновидность «психологического монизма»:
Материальный характер экономического фактора есть только кажущийся: на самом деле явления человеческой экономики происходят в той же психической среде, как и все другие явления общественности <���…>.
Но отношения человека к окружающей среде не ограничиваются одной только экономической потребностью. В человеческой психике отношения эти являются настолько уже дифференцированными, что историку приходится отказаться от всякой надежды — свести все их к какому-то первобытному единству. Ему остается лишь следить за параллельным развитием и дальнейшим дифференцированием многоразличных сторон человеческой натуры в доступном его наблюдениям периоде социального процесса [Милюков 1905: 1, 5].
На практике это означало, что Милюков скорее хочет вслед за Бэджетом проследить внутреннюю эволюцию различных аспектов человеческой культуры, чем отношения между ними: «Вот почему в наших „Очерках“ мы проследим развитие теоретического и морального мировоззрения в России независимо от изменений в удовлетворении экономической потребности». Именно этим он и занялся, написав за несколько лет второй («Церковь и школа: (Вера, творчество, образование)» (1897) [Милюков 1905]) и третий («Национализм и общественное мнение», вып. 1–2 [Милюков 1901; 1904]) тома великой книги, которая закрепила за ним славу ведущего российского историка.
Поразительно, что до революции 1905 года (к этому времени первый том «Очерков» выдержал пять переизданий) взгляд Милюкова на отношения государства и общества в русской истории, по-видимому, не вызывал серьезных возражений у научных рецензентов. Критика, иногда довольно резкая, звучала по другим поводам. П. Б. Струве, в то время марксист, на страницах «Нового слова» оспаривал некоторые фактографические моменты (например, предполагаемые ошибки в описании промышленного развития России, которое Милюков, как можно догадаться, считал «искусственно» насажденным усилиями государства), но основное внимание сконцентрировал на «гносеологической» критике историко-философской преамбулы Милюкова (недооценка роли индивидуальности в истории, «тривиализация» проблем монизма и т. д.).
Молодой историк народнического толка В. А. Мякотин в пространной рецензии, опубликованной в «Русском богатстве», критиковал автора за то, что тот не включил в свой анализ домосковскую Русь, за неверную интерпретацию демографических и колонизаторских тенденций в ранние эпохи русской истории и за его некритическое восприятие взгляда Чичерина на крестьянскую общину как явление, возникшее недавно и по инициативе сверху. М. С. Грушевский, рецензировавший первый том «Очерков» в «Записках наукового товариства iм. Шевченка», выходивших во Львове, возражал против проявления в работе Милюкова сюжета, который в другом месте он назвал «традиционной схемой „русской“ истории», а именно изображения Киевской Руси в качестве исключительного предшественника имперской/великорусской культуры, — о «самобытности» или «своеобразии» не было ни слова [48] Новое слово. 1897. № 13. Ч. 2. С. 89–95 (Струве); Русское богатство. 1896. № 11. Вып. 2. С. 1–20 (Мякотин); Записки наукового товариства iменi Шевченка. 1896. Т. 13. С. 2–5. Милюков ответил своим основным критикам в предисловии к третьему изданию первого тома «Очерков» (1898).
.
Единственным очевидным исключением из этого правила был длинный очерк, опубликованный, как и отзыв Мякотина, в «Русском богатстве», но годом позже. Его автором был ветеран народнического движения, эмигрировавший в Лондон публицист Л. Э. Шишко, подписывавший свои статьи «П. Б.» [Масанов 1957: 313] (самоучка и непрофессиональный историк, он тем не менее был эрудитом и много писал на различные исторические темы).
Шишко явственно увидел в работе Милюкова очередной марксистский вызов народничеству в рамках непрекращающегося спора между этими двумя точками зрения на прошлое России и на открытые ей перспективы в будущем, и его намерением было опровергнуть эту теорию, выступив в защиту «субъективной социологии». Основные нападки он осуществлял на историософском уровне: несмотря на все оговорки, автор «Очерков», по сути, является «экономическим материалистом» (читай: марксистом), объясняющим историческое развитие в категориях «объективных сил», «необходимости» и т. п., отвергая философию истории (Лаврова), в которой прогресс связывался с сознательной, целеориентированной деятельностью людей. Это был взгляд на историческую причинность, который либо в неявном виде содержал телеологию, либо представлял собой полную ерунду, и пагубную притом, так как в конечном счете оправдывал бездействие и пассивность:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу