Шалва Амонашвили - Созидая человека

На уроке родной литературы учительница дала задание — подготовить пересказ содержания стихотворения об Арсене, народном герое (образец народного творчества). И как полагалось, мы приступили к изучению этого стихотворения, очень интересного, эмоционального. Мы увлеклись им, и хотя оно длинное, выучили наизусть. Одновременно, рассматривая разные его издания, мы обнаружили, что текст в учебнике расходится с текстом в разных изданиях. Тебе не понравились сокращения и переделки, которым подвергли стихотворение составители школьного учебника. Установив эти расхождения, ты подготовил доклад со своими обоснованными доводами и пошел в школу. А там случилось такое. Учительница вызвала тебя отвечать. Ты начал высказывать свои соображения и готов был читать стихотворение полностью, без сокращений и переделок, но тебя остановили.

— Это ты о чем? Я задала вам пересказ стихотворения своими словами, а ты говоришь совсем о другом! И зачем нам эти исследования?

— Мне было жаль портить стихотворение, и я выучил его наизусть, без сокращений. По-моему, его не надо было сокращать и переделывать!

— Постой! Постой! Какое тебе дело до того, как авторы учебника обработали стихотворение? И кто тебя просил опережать меня — учить его наизусть? Скажи честно: ты выполнил задание или нет?

И хотя пересказать содержание было не таким уж трудным делом, ты проявил дерзость:

— Нет. Так я не выучил и учить не буду… Я предпочитаю знать его наизусть полностью!

Учительница рассердилась не на шутку. Двойка была поставлена и в журнал, и в дневник. Меня вызвали в школу. Разговор состоялся в кабинете директора. Я объяснил учительнице наш способ подготовки домашних заданий. Она категорически протестовала против того, чтобы ее ученики занимались не своим делом. Но директор, солидный седой человек, известный в республике своими творческими поисками, спокойно сказал: "Софья Константиновна, может быть, вы все-таки подумаете о таком способе выполнения домашних заданий?"

Это я говорю тебе сейчас, спустя шесть лет. Но тогда, вернувшись из школы, я обвинял тебя в дерзости на уроке и просил извиниться перед учительницей.

— Ты будешь готовить свои доклады так же, как и раньше. Будешь читать их на уроках или внеклассных занятиях. Но проявлять дерзость перед кем бы то ни было, в особенности перед учителями, ты не имеешь права!

Так, пытаясь облегчить тебе тяжесть домашних заданий, я добился этого только частично.

Что здесь было главным? Думаю, изменение вида деятельности. Вместо того чтобы довольствоваться ролью наблюдателя, слушателя, зрителя, исполнителя, ты переходил к более важным формам деятельности — созидания и преобразования. Ты не просто усваивал знания, но добывал и открывал их, присваивал их, овладевал ими. В процессе такой деятельности ты не только овладевал и присваивал знания, но и преобразовывался сам, менялись твои отношения и позиции.

Деятельность… Как много значит она для становления человека. Но не всякая деятельность, а такая, в которую вовлекаются руки, мысли и чувства человека и направляются к тому, чтобы строить, совершенствовать, преобразовывать, открывать, покорять. Деятельность не созерцательная, а созидательная.

Будь моя воля, я бы запретил выпускать для детей игрушки, которые надо заводить или включать в электрическую сеть, а затем смотреть, как они двигаются, перемещаются. Я бы позаботился, чтобы конструкторы разрабатывали, а фабрики выпускали только такие игрушки, которые можно будет разбирать, собирать, опять разбирать, переделывать, перестраивать и находить новый вариант игрушки.

Будь моя воля, я бы мало водил детей в кино, редко включал бы им телевизор; показывал бы им только такие фильмы и передачи, которые призывали бы их к сопереживанию, действию, созиданию и преобразованию. Зато дал бы им ведро с краской и щетку, чтобы красить заборы; дал бы молоток и гвозди — делать скамейки; дал бы чертежи и детали, чтобы строить самолеты и ракеты; дал бы им интереснейшие задачи, которые надо было бы решать посредством поиска необходимых знаний.

Будь моя воля, я бы поставил вопрос: почему некоторые школьные учебники не разговаривают с детьми дружески, не радуют их, не призывают, не помогают, а только пассивно отражают знания и ограничивают детей лишь заучиванием их содержания?

Меньше созерцательной деятельности, больше созидательной — вот какой принцип клал бы я в основу устройства нашего педагогического государства.