Денис Журавлев - Страна восходящего солнца

В чем сегодня состоит долг? Сражаться.

В чем состоит долг завтра? Победить.

В чем состоит каждодневный долг? Умирать.

Мы погибаем в боях, ни на что не жалуясь. Интересно, смогут ли умереть вот так же, без жалоб, другие, например ученые, которые сражаются на фронтах в своей сфере деятельности. Только в этом случае единство Японии станет настолько прочным, что у страны появится перспектива выиграть войну.

Если каким-то чудом Япония вдруг победит, это станет фатальным исходом для будущего ее народа. Для страны и ее населения будет лучше пройти через настоящие испытания, которые упрочат их.

Как лепестки отцветшей вишни весной, пускай мы слетим на землю…»

О какой победе писал этот воин? Нам кажется – речь здесь идет вовсе не о победе во Второй мировой войне. Речь шла о победе, призванной отстоять право на саму суть Японии, ее образа жизни (и смерти тоже!), которому, как ему казалось, угрожают не только внешние захватчики, но и внутренние опасности, вызванные утратой человеком и нацией идеалов ориентиров в этом довольно странном месте, которым является наш мир.

Значит ли это, что многие камикадзэ не верили в смысл своей миссии? И в победу? И да, и нет. Конечно, были камикадзэ, которых сами их товарищи называли китикай – патриоты-фанатики, верившие в победу до конца. Часто это были просто не слишком сильные духом люди, жаждавшие поскорее закончить свои дни, нередко нарушавшие дисциплину и слывшие скандалистами (впрочем, подобные действия иногда приводили к обратному – наказанием был как раз запрет на вылеты, хоть это было и редко. После капитуляции многие такие летчики хладнокровно покончили с собой, доказав, что их поведение не было продиктовано просто страхом смерти, как можно было бы подумать).

Конечно, самым неприятным и порой просто жутким было ожидание. Некоторые, особенно в самом конце войны, заполняли время между тренировками и летной подготовкой попойками (при том, что никто из камикадзэ не позволял себе лететь на задание хотя бы не совсем трезвым – этого не допускала ни армейская дисциплина, ни самодисциплина в духе бусидо, и это подтверждают и сами уцелевшие летчики-смертники) и хождением по публичным домам, игрой в карты, пением песен – как военных, так и народных или даже детских. По воспоминаниям одного из камикадзэ, некоторые летчики помогали крестьянам в селах вблизи авиабаз убирать урожай. Кто-то пытался всерьез устроить личную жизнь – как, например, лейтенант Нисио Мицутака, оформивший помолвку со своей любимой Таёко, горничной из соседнего с их авиабазой городка (7 апреля 1945 года он погиб у Окинавы). Кто-то писал стихи. Некоторые из них становились песнями, и их тексты ясно говорят о том, что их авторы – вовсе не штатные пропагандисты, до самых последних дней бездумно трубившие о достижимости победы в войне.

Или такие пронзительные стихи:

Если дух бусидо все же где-то и нашел свое выражение в эпоху великой и жуткой Второй мировой, то уж наверняка не в полных ненависти и оскорблений в адрес противника пропагандистских текстах, не в спокойных и взвешенных планах оккупации чужих территорий и уж, конечно, не в жестоком отношении к своим солдатам, к пленным или в невероятных и мерзостных экспериментах над представителями покоренных народов. Ведь дух бусидо по определению чужд идее тотальной войны, сколько бы ни пытались нас убедить в обратном некоторые сторонники и противники бусидо. Так или иначе, бусидо – это некий «кодекс честной игры», игры подчас невероятно жестокой, но без него превратившейся бы в то, что и именуют выражением «тотальная война». Но вот как раз с духом летчиков-камикадзэ этот дух имеет немало общего. Это касается и отношения к смерти, и тех жизненных ориентиров и идеалов, о которых шла речь в предыдущей главе. «Повинен» ли дух бусидо в агрессии и военных преступлениях? Вопрос так же неоднозначен и в конечном счете абсурден, как и, например, такой же сугубо риторический вопрос: «Виновен ли Фихте с его «Письмами к немецкой нации» или, например, Ницше в холокосте или нападении на СССР?»