Особая атмосфера эпохи преобразований возникла не вдруг, а имела очаги еще в XVII веке, во-первых, в веселом торжестве язычества в простом народе, вопреки средневековым установлениям церкви; во-вторых, там, где образованность и свобода уже зародились, — не в кельях монастырей, не в университетах, как было в Западной Европе в эпоху Возрождения, — а при дворе, в царской семье еще при Алексее Михайловиче, а что говорить о его младшем сыне.
А ведь такой личности, самой удивительной, разносторонней, уникальной, безусловно гениальной, могло и не быть, но Россия через череду посредственных, полубезумных царей, стало быть, ценою еще худших жестокостей и колоссальных жертв вступила бы в Новое время, ибо настал срок, как говорит С.Соловьев о петровских преобразованиях, “это было не иное что, как естественное и необходимое явление в народной жизни, в жизни исторического, развивающегося народа, именно переход из одного возраста в другой — из возраста, в котором преобладает чувство, в возраст, в котором господствует мысль. Я указал, — продолжает историк, — на тождественное явление в жизни западных европейских народов, которые совершили этот переход в XV и XVI веках; Россия совершила его двумя веками позже”. Здесь нет речи об отсталости, оговаривает С.Соловьев, в новый возраст разные народы вступают в свое время и, разумеется, при соответствующих условиях. Однако историк ограничивается указанием на “тождественное явление в жизни западных европейских народов, которые совершили этот переход в XV и XVI веках”, то есть в эпоху Возрождения. Разве не естественен вопрос: “Что Россия с преобразованиями Петра не вступила в эпоху расцвета искусства и мысли?” В России только кнут и кровь, благо лишь старина, будто там мало кнута и крови было.
Освобождение от застывших средневековых форм жизни и мировосприятия происходило прежде всего там, где укоренилось образование и где обладают полной свободой, — как ни удивительно, в России это случилось в царской семье. В этом отношении уже благочестивейший царь Алексей Михайлович со всем семейством и кругом грамотных своих подданных подошел вплотную к черте, разделяющей Средние века от Нового времени.
Прежние формы и устои жизни давали трещину, и, сознавая это, царь издает указ: “В воскресенье, господские праздники и великих святых приходить в церковь и стоять смирно, скоморохов и ворожей в дома к себе не призывать, в первый день луны не смотреть, в гром на реках и озерах не купаться, с серебра не умываться, олову и воску не лить, зернью, картами, шахматами и лодыгами не играть, медведей не водить и с сучками не плясать, на браках песен бесовских не петь и никаких срамных слов не говорить, кулачных боев не делать, на качелях не качаться, на досках не скакать, личин на себя не надевать, кобылок бесовских не наряжать. Если не послушаются, бить батогами; домры, сурны, гудки, гусли и хари искать и жечь”.
Это был запоздалый выпад против весело торжествующего язычества, как было и в странах Западной Европы; образование и благочестие скрестились в душе и сознании царя Алексея Михайловича, как у Савонаролы, роль которого на свой лад сыграл царевич Алексей в условиях, когда его отец не только освободил народ от запретов на празднества, на всевозможные проявленья жизни, но дал жизненной силе народа направление и цель, увенчивая труды и победы празднествами, неслыханными на Руси. И, надо сказать, Петр I любовь к празднествам вынес из детства. Благочестивый государь Алексей Михайлович после вечернего кушанья в потешных хоромах вместе с боярами, думными дьяками и духовником любил потешить себя всякими играми, а играли в орган, в сурну, в трубы трубили, в литавры били. При дворе ставились и комедии, при этом присутствовали царица, царевны и царевичи. Представление давали немцы и дворовые люди А.С.Матвеева. Актеров не хватало, “в 1673 году Матвеев приказал в Новомещанской свободе у мещан выбрать 26 человек в комедианты и отвести в Немецкую свободу к магистру Годфриду. Так основали в Москве театральное училище прежде Славяно-греко-латинской академии!” — восклицает Соловьев. Кстати, Славяно-греко-латинскую академию открыли в 1687 году.
В пределах Кремля, Преображенского и Измайлова в кругу царского двора возникает удивительная атмосфера, когда грамотность, образование, явления культуры обрели новизну и притягательность, как бывает в юности человека и народа. Явление царя-реформатора было закономерно и, можно сказать, радостно для народа, ибо только радость, а не принуждение, высвобождает его великую энергию к творчеству и жизнетворчеству, пусть это стоит ему величайших трудов и жертв. Но это и есть великая эпоха, великая жизнь, когда является всеобъемлющий гений, который не просто ставит насущные вопросы национальной жизни как гуманист, а решает практически и прежде всего сам, побуждая своим примером подданных встать с ним рядом как корабельный мастер, плотник, токарь, хирург, кузнец, гравер, полководец, просветитель. Подобной личности по масштабу деяний и дарований не было даже среди титанов эпохи Возрождения в Европе.
Читать дальше