«Саби», как особая концепция красоты, определил собой весь стиль японского искусства в средние века. Красота, согласно этому принципу, должна была выражать сложное содержание в простых, строгих формах, располагавших к созерцанию. Покой, притушенность красок, элегическая грусть, гармония, достигнутая скупыми средствами, - таково искусство «саби», звавшее к сосредоточенной созерцательности, к отрешению от повседневной суеты.
«Саби», как его широко толковал Басё, впитало в себя квинтэссенцию классической японской эстетики и философии и значил для него то же, что «идеальная любовь» для Данте и Петрарки. Сообщая возвышенный строй мыслям и чувствам, «саби» становилось родником поэзии».
Что говорить, «саби» в таком толковании - это эстетика и русской лирики и прежде всего Пушкина.
Эстетика «саби», поскольку она связана с буддизмом, уже не совсем устраивала Басё и в последние годы жизни поэт сформулировал новый ведущий принцип своей поэтики - «каруми» (легкость). «Отныне я стремлюсь, - сказал он своим ученикам, - к стихам, которые были бы мелки, как река Сунагава («Песчаная река»)». Речь, разумеется, не о мелкости, как и реки, а о легкости и прозрачности стиля.
Так о легкой поэзии писал у нас Батюшков. Легкость и прозрачность стиха - это высшая форма классической поэзии, можно сказать, ее ренессансность, когда традиция наполняется живой жизнью, юмором, современностью.
Грустите вы, слушая крик обезьян,
А знаете ли, как плачет ребенок,
Покинутый на осеннем ветру?
Еще в середине XX века японский писатель и литературовед Такакура Тэру писал: «По моему мнению, новая литература Японии начинается с Басё. Именно он острее всех, с наибольшей болью выразил страдания японского народа, которые выпали ему на долю в эпоху перехода от средних веков к новому времени».
А это и есть эпоха Ренессанса в Японии, когда сформировалась национальная культура во всех жанрах и видах искусства, как и в странах Западной Европы в эпоху Возрождения, с переходом от Средних веков к Новому времени. То же самое произошло и в России XVIII - XX веков. Исторические сроки и специфические особенности народов и стран лишь накладывают свой отпечаток на формирование национальной культуры, с расцветом мысли и искусств, вопреки феодальной реакции, что и есть Ренессанс.
Луна или утренний снег...
Любуясь прекрасным, я жил, как хотел.
Вот так и кончаю год.
Теперь у меня под рукой сборник пьес «Ночная песня погонщика Ёсаку из Тамба. Японская классическая драма XIV-XV и XVIII веков». М., 1989. Вступительная статья Веры Марковой.
«Литература XVII столетия свежестью, смелостью и новизной в известной мере напоминает европейскую литературу Возрождения», - пишет В.Маркова. Прежде, когда я впервые открывал классический японский театр, это «напоминает» мне служило приманкой. Но ныне вызывает у меня улыбку. Говорить о ренессансных явлениях искусства и не узнавать явление в целом как Ренессанс - и только потому, что речь не о странах Западной Европы, а о Японии? То же самое и в отношении России.
«Как Шекспир искал сюжеты в старых хрониках и новеллах, так и Тикамацу оживил рассказы и легенды.., - отмечает В.Маркова очевидные и естественные вещи для эпохи Возрождения и добавляет нечто более важное, что говорит о Ренессансе в отношении Японии в большей степени, чем для Англии. - И все же Тикамацу даже в своих исторических пьесах с полной поэтической свободой изображал новых людей своего времени».
Эстетика ренессансного театра такова: лица и события различных эпох (и мифологических) предстают на сцене как нынешнего времени, - и это характерно как для древнегреческого театра, то есть классического по природе и определению, так и испанского, английского, японского в эпоху их формирования, то есть Возрождения, несмотря на специфические различия между ними. Осовременивание мыслей и чувств, как и костюмов, персонажей, казалось бы, отдает антиисторизмом, но для нового зарождающегося искусства была необходима сама жизнь в ее настоящем, ибо задача заключалась не только и не столько в поэтическом творчестве, сколько в жизнетворчестве - и на сцене, как в жизни, на сцене бытия, что составляет суть классического театра вообще и ренессансного в частности.
Тикамацу Мондзаэмон начинал как драматург театра Кабуки. Он писал пьесы для известного актера Саката Тодзюро, который говорил: «Какую роль ни играл бы артист Кабуки, он должен стремиться лишь к одному: быть верным правде». А что он подразумевал под правдой, приоткрывают другие его слова: «Искусство артиста подобно суме нищего. Что ни увидишь, все запомни». Стало быть, речь о впечатлениях от жизни, о жизненной правде, хотя действие на сцене разворачивалось историческое.
Читать дальше