Лидия Либединская - Зеленая лампа (сборник)

Зиновий Ефимович приехал тогда в Израиль, чтобы принять участие в спектаклях русского театра «Гешер» и тем самым помочь недавно организовавшемуся коллективу. Играли они сначала в Тель-Авиве, а потом давали несколько спектаклей в Иерусалиме. И вдруг звонок Татьяны Александровны:

– Завтра будем в Иерусалиме, Зяма не любит гостиниц, можно ли остановиться у вас?

Ответ угадать нетрудно. И вот уже на другой день вечером Игорь встречает Гердтов на междугородной автобусной станции. А потом долгое, за полночь, застолье, смех, шутки, нет-нет да и заглянет в дверь, словно бы невзначай, а на самом деле, чтобы хоть одним глазком взглянуть на Гердта, кто-нибудь из соседей, живущих неподалеку, и тут же деликатно исчезнет.

Зиновий Ефимович – неистощимый рассказчик, слушать его можно бесконечно. Но вот он просит Губермана почитать свои стихи, и тот, конечно же, не может отказать ему, и как весело хохочет Гердт, и застолье всё длится и длится…

А утром, втроем – Татьяна Александровна, Зиновий Ефимович и я – идем гулять по Иерусалиму. И тут происходит то же, что и на приволжских пристанях. Буквально каждый третий прохожий останавливается в изумлении, потом протягивает руку или раскрывает объятия и задает один и тот же вопрос:

– Вы навсегда или в гости? – и тут же, сокрушенно покачивая головой: – В гости? Всё равно – спасибо! – и торопливо лезет в карман, доставая записную книжку. – Распишитесь, а то ведь не поверят…

А разве забудутся телевизионные съемки «Чай-клуба», в которых мне трижды посчастливилось участвовать! Это были настоящие праздники, пиршества веселья, мудрости, остроумия. Как свободно и непринужденно чувствовали себя все участники, слово невидимая дирижерская палочка Гердта объединяла всех.

Грустно начиналась только самая последняя съемка – юбилейная. И хотя юбилей должен был наступить лишь 22 сентября, Зиновий Ефимович сам попросил, чтобы запись состоялась гораздо раньше, – он себя очень плохо чувствовал и, видно, понимал, что дни его сочтены. Проходили съемки в Пахре, на даче его дочки Кати, в большой комнате на втором этаже. Приглашенных было больше, чем обычно, все уже собрались и ждали Зиновия Ефимовича. Его подняли на второй этаж в кресле, сам он уже подняться не мог…

До сих пор не могу без боли вспоминать об этом.

Но стоило ему занять председательствующее место, как исчезла мертвенная бледность лица, движения стали быстрыми и подвижными, голос креп с каждым произнесенным словом, и вот уже перед нами был прежний Зяма, любимый Зямочка, радушный хозяин Клуба, и все как всегда почувствовали себя желанными гостями, и полились поздравительные речи и добрые слова. А когда закончились съемки, которые шли около двух часов, и Татьяна Александровна пригласила всех участников на традиционный обед, Зиновий Ефимович сел во главу стола, как и положено гостеприимному хозяину, благодарил всех, произносил тосты и лишь спустя какое-то время попросил прощения, что должен покинуть гостей, так как хочет немного отдохнуть…

Не будет уже путешествий на белом теплоходе по волжским просторам, не будет прогулки по узким улочкам Вечного города Иерусалима, ни веселых застолий и серьезных, подчас до грусти, разговоров, но встречи будут, обязательно будут, надо только ждать их. И однажды я (да и не только я, а и тысячи телезрителей!) такой встречи дождались: четыре вечера подряд на Московском канале телевидения Зиновий Гердт читал стихи Бориса Пастернака.

Запись эта, сделанная минувшей весной, была показана впервые.

Передачи назывались просто: «Гердт читает Пастернака». Он сидел в саду на скамейке, в такой знакомой домашней куртке, и под звуки веселой весенней капели (последней в его жизни) читал так, как всегда читал стихи своим друзьям, вдруг перебивая сам себя воспоминаниями, рассказами, читал, наслаждаясь каждой строчкой, каждым поэтическим звуком. Нет, написать об этом гениальном чтении невозможно, где найти такие слова?

Но если такая встреча состоялась, я верю: значит, будут и другие.

Мы Вас очень любим, Зиновий Ефимович, слышите нас?..

Вот она лежит передо мной, серо-голубая маленькая книжка: «Евг. Долматовский. Стихи и поэмы. /1936—1937/ С. П., 1938», купленная мною шесть десятилетий назад на Тверском бульваре, в День печати, на книжном базаре, проводившемся здесь ежегодно 5 мая.

Каким чудом уцелела она, пройдя со мной сквозь бурные десятилетия нашего столетия, исполненные стольких событий – и общественных, и личных?!