Игорь Дьяконов: Об истории замысла "Евгения Онегина"

Менее существенны для нашей темы другие «южные поэмы» Пушкина. Отметим лишь, что последняя из них, «Цыганы», писалась тогда, когда «Онегин» уже казался самому Пушкину более чем на половину законченным. Поэтому ясно, что он начал писать роман в стихах не оттого, что разуверился в романтической поэме как жанре: для решения собственно байронических и руссоистских проблем она была по-прежнему хороша. Дело, очевидно, в том, что рамки ее были узки для тех более широких задач, которые ставил себе Пушкин с тех пор, как убедился, что попытка изобразить своего современника в «Кавказском пленнике» не удалась. Короткая («быстрая») поэма с «романтическими переходами» не давала возможности исследовать современную жизнь и современного героя: его объективный портрет вытеснялся острым сюжетом, и не хватало места для социально-бытового фона («эпохи»), без которого герой не мог стать достоверным. Кроме того, коль скоро Пушкину предстояло вывести не вневременного байронического героя, а характерную фигуру современности — его подражателя в реальной жизни, ясно, что этого героя по необходимости пришлось бы подать в сатирическом ключе, для чего форма «быстрых» романтических поэм тем более не была приспособлена. Для поставленной цели нужен был роман, где несложный, лишенный острых поворотов сюжет мог бы развиваться именно на фоне эпохи, не спеша, и оставалось бы место и для сатирических портретов, и для размышлений («Роман требует болтовни», — писал Пушкин несколько позже) {11} 11 В письме к А. А. Бестужеву от мая—июня 1825 г. (XIII, 180). Здесь же Пушкин противопоставляет художественные возможности романа возможностям байронических поэм и подражающих им повестей. В черновике письма к Н. И. Гнедичу от 29 апреля 1822 г. Пушкин говорит о герое «Кавказского пленника»: «Характер главного лица < ... > приличен более роману» (XIII, 371). . Но с прозой дело пока не ладилось.

Мысль об «Онегине» пришла Пушкину, по его свидетельству, еще в 1820 г. в Гурзуфе {12} 12 См. письмо к Н. Б. Голицыну от 10 ноября 1836 г. . Но тогда он мыслился еще не в виде романа (хотя бы и стихотворного), а, насколько можно судить, в виде строфической сатирической поэмы. Именно в Гурзуфе Пушкин, надо думать, познакомился с тем, как сходную стихотворную форму использовал Байрон {13} 13 Сходную, но не тождественную: Байрон никогда не называл «Дон Жуана» «романом», и он не подходил под пушкинское понимание романа. , которого он там читал, причем не только в прозаическом французском переводе, но и делая попытки, вместе с Ек. Н. и Н. Н. Раевскими, разобраться в английском оригинале. Заметим, что Байрон, как и молодой Пушкин, в теоретическом отношении исходил от позиций классицизма {14} 14 См.: Дьяконова Н. Я. Английский романтизм. М., 1978, гл. IV. .

Классицистическая поэтика допускала жанр с остросовременной тематикой, причем жанр стихотворный, а потому естественный для Пушкина. Это был жанр сатиры. Пушкин уже ранее писал малые сатиры; но возможен был и сатирический эпос. К нему Пушкин, видимо, и обращается еще в Кишиневе. Речь идет о «ювеналовском» отрывке «О муза пламенной сатиры». Уже давно замечено, что в нем слышна «онегинская строфа» (с пропуском стихов <10> и <11>). Но четкости этой строфы в нем еще нет, и его трудно датировать позднее 1822—1823 гг. Поэтому можно с большой долей уверенности считать, что он принадлежит к доонегинским наброскам сатирической поэмы. Существенно, что в отличие от классицистических прототипов XVII—XVIII вв. он не был направлен против литературных противников {15} 15 Отрывок известен лишь по позднейшим спискам (с 1825 г.). .

Можно, как нам кажется, наметить две линии развития мыслей Пушкина, ведших к роману в стихах. Одна была связана с его размышлениями о прозе и необходимости романа как главного прозаического жанра; решению этой проблемы мешали отсутствие «метафизического» русского языка и неуверенность Пушкина в том, что он справится с прозой. Другая была связана с мыслью решить задачу большого современного произведения стихотворными средствами: была испытана «быстрая» романтическая поэма («Кавказский пленник») и отвергнута, по крайней мере для этой цели, но затем появилась идея сатирической поэмы в духе байроновского «Беппо» и первых песен «Дон Жуана».

Видимо, Пушкину очень рано стало ясно, что от жанра сатирических строфических поэм, над которыми он думал уже несколько лет, один шаг до столь нужного ему жанра — романа. Обозначение «роман» появляется уже в первом черновике 1-й главы (строфа II; VI, 214). По изложенным выше причинам Пушкину необходимо было создавать его так или иначе как стихотворный. Однако, назвав свое сочинение уже в самом начале «романом», Пушкин, видимо, первое время воспринимал это обозначение как переносное, метонимическое. Начав писать 9 мая 1823 г. строфы 1-й главы без всякого заглавия {16} 16 Пушкин начал работу над романом в «масонской тетради» ПД № 834. Дата 9 мая <1823 г.> стоит перед строфой «Мой дядя самых честных правил» и повторена в болдинском плане-оглавлении 1830 г. (см. ниже). В ПД № 834 рядом с первой датой иначе заточенным пером проставлена вторая — 28 мая <1823 г.> — это, вероятно, дата правки. , он в нижнем углу второй страницы выписывает придуманное им название: «Евгений Онегин», но не с определением «роман в стихах», а просто «поэма в